В кои-то веки.
На беошке остоебло всё, в контактике, где доселе был склад моих рэдволловысеров, теперь вместо заметок жопа. Пусть будет здесь, хоть не проебётся.
читать дальшеГустая тьма, поглотившая всё вокруг, начала медленно рассеиваться. Вскоре уже стали видны очертания домов, опустевшие кварталы, поблёскивающий снег. На тёмном ночном безоблачном небе уже стало возможно разобрать яркие сияющие звёзды, словно тоже желавшие пробить брешь в этой тьме.
И тут неожиданно всё вокруг стало заполняться густым белым туманом. Дымка, казалось, словно сияла изнутри и просачивалась отовсюду: из-под домов, трещин на тротуаре, чёрных окон. Туман полз по улицам, словно огромная расплывчатая полупрозрачная змея, поглощая собой всё вокруг. Казалось, что он всюду, даже внутри глаз. Разобрать очертания улицы снова становилось всё сложнее и сложнее.
Но тут белый туман огромным столбом взметнулся вверх и стал таким плотным, что разобрать, что за ним происходит, стало и вовсе невозможно. А затем - словно некий художник окунул в него, как в краску, свою кисть, - начал вырисовывать внушительную фигуру.
Похоже это существо было на очередного рождественского Духа. Высокий и полупрозрачный, в отличие от своих предшественников, он был словно соткан из окружавшего его белёсого тумана. Его длинные белые волосы были рассыпаны небрежно по плечам, абсолютно пустые белые глаза, похожие на два огня, смотрели на Скруджа, не выражая абсолютно ничего. Одеждой призраку служил длинный белый балахон, полы которого сливались с окружавшей его дымкой. На его голове сидел венок из остролиста, который, впрочем, куда больше напоминал терновый венец. Острые голые потемневшие ветви, тронутые гнилью ягоды, пара засохших жалких листиков. И это был единственный из являвшихся Скруджу призраков, от которого не веяло ни добром, ни теплом. От него явственно исходили отчаяние и злоба.
И вот, наконец, призрак медленно и плавно подлетел к Скруджу и поднял свою руку, словно бы приветствуя его. К некоторому удивлению Скрудж отметил, что у Духа нет кистей рук - лишь длинные рваные рукава балахона, тоже отчасти сливавшиеся с окружавшим его туманом.
- Кто ты? - спросил Скрудж, отводя глаза и чувствуя необъяснимое желание убежать от этого призрака как можно дальше. Почему-то он не внушал ему ничего, кроме отвращения и страха.
- Не узнаёшь меня? Как же забавно. А ведь я столько лет был дорогим гостем в твоём доме, Скрудж, - ответил Дух странным голосом, под стать его внешности. Словно бы несколько людей одновременно произносили одни и те же слова. И тонкие губы Духа не двигались, хотя голос его Скрудж слышал отчётливо, и это тоже в какой-то мере внушало страх.
Всё так же недоумевая, Скрудж смотрел на призрака, так и не решаясь ещё раз спросить, кто же он. Бесстрастная, сотканная из белёсого тумана фигура стояла совершенно неподвижно, пугающе.
- Я Дух Потерянного Рождества, - наконец, представился он. И тут Скрудж заметил, что за спиной у Духа - два больших покрытых чёрными перьями крыла, так резко контрастирующих с его белой фигурой. На чёрных их перьях не было ни единого отблеска, словно бы они, в отличие от их владельца, состояли из темноты. Словно бы заметив, куда направлен взгляд Скруджа, Дух медленно проговорил:
- Ты боишься их черноты, Скрудж?
- По правде говоря, да, - с трудом выдавил тот из себя.
- Не без основания. Чёрный цвет - цвет горести, злости и ещё кое-чего. Непрожитые жизни тоже можно окрасить в такой цвет. А ведь уже не один век хожу я по вашей земле, ища таких, как ты. Именно вы всегда меня и интересовали - вы, те, кто никогда не чтит Рождество и даже осмеливается совершать злодеяния в такой день.
На какое-то мгновение в душе Скруджа шевельнулась жалость к этому Духу, но она исчезла так же быстро, как появилась. По-прежнему это существо у него ничего, кроме страха, не вызывало. Скрудж беспомощно озирался вокруг, надеясь увидеть хоть кого-то - случайного прохожего, пьяницу, бредущего в столь поздний час домой из трактира, любопытного, решившего ни с того ни с сего выглянуть в окно - в общем, хоть кого-то, кто мог бы избавить его от общества столь неприятного ему Духа!
А Дух тем временем с лёгким шелестом снова обратился в белёсый туман. Но на этот раз он был куда плотнее, чем прежде - через него не было видно абсолютно ничего. И теперь он больше не казался чисто-белым: сейчас Скрудж чётко видел, что он грязно-серый, словно чем-то запятнанный.
Но вот дымка начала рассеиваться. Перед глазами была большая богато обставленная комната. Жарко пылал камин, отблески огня играли на тяжёлых бархатных шторах. Мягкий совсем не вытертый ковёр лежал на полу, а прямо напротив камина стоял большой стол, за которым сидела девочка лет десяти. Светловолосая, с нежной кожей, одетая в лёгкое голубое платье, она походила бы на маленького ангела, если бы не её необычайно грустное лицо. Перед ней на столе лежали толстые книги, одна из них была открыта, а сама девочка старательно выводила что-то аккуратным остреньким чёрным пёрышком на бумаге.
Тем временем Дух снова возник из своего белого тумана прямо за спиной девочки. Заглянув ей через плечо, он плавно пересёк комнату и встал недалеко от Скруджа.
- Какая жалость, - сказал Дух, хотя его голос выражал больше издёвку, чем настоящее сожаление. - Бедное дитя, о, как же грустно на это смотреть! Всё Рождество она просидела над ненавистными учебниками. Да-да, с самого утра, в то время, как другие дети веселились. В Рождество, в настолько великий праздник.
Но тут девочка внезапно оторвалась от своего занятия, подняла голову и посмотрела туда, где стояли Скрудж с Духом. Скрудж, уже привыкший к тому, что во время его путешествий с Духами его никто не видит, сейчас ощутил, как по спине его пробегает лёгкий холодок: а что если сейчас их всё-таки видно? Но его опасения были напрасны, видно, внимание девочки привлекло что-то другое. Что-то по-быстрому дописав, она громко крикнула:
- Папа! Посмотри, теперь правильно?
Дверь внезапно с грохотом открылась. В комнату влетел отец девочки - высокий сухопарый джентльмен в деловом костюме, с водянистыми глазами и редкими тёмными волосами. Всё - его резкие движения, быстрый шаг, лихорадочно блестящие глаза - выдавало, что он явно нервничает или чем-то недоволен. Быстрым шагом подойдя к столу, мужчина опёрся на него обеими руками и резким, отрывистым, похожим на собачий лай, голосом сказал:
- Давай сюда!
Девочка даже подпрыгнула на своём стуле и чуть было не пролила чернила на то, над чем так старательно трудилась. В её глазах на секунду промелькнуло затравленное выражение и даже какая-то обречённость. Затем она, собравшись с духом и взяв всю свою волю в кулак, протянула отцу исписанный листок. Так же резко и грубо он выхватил бумажку из рук дочери и, вытащив из кармана сюртука небольшие очки, принялся читать.
Отец читал долго, но лицо его не выражало ни гнева, ни нервозности. Девочка уже было легко улыбнулась и собиралась спросить что-то у отца, но тут в него словно сам чёрт вселился. Лицо джентльмена снова налилось краснотой, глаза злобно засверкали. Со всей силой ударив кулаком по столу, да так, что книги с письменными принадлежностями аж подпрыгнули, он завопил, брызжа слюной:
- Опять неправильно! Я объяснял это тебе ещё вчера, я повторил сегодня, а ты по-прежнему как будто не понимаешь! Ты строишь из себя дурочку, или же ты в самом деле настолько глупа?!
Бедный ребёнок от столь злых слов, да ещё произнесённых с таким запалом, испуганно спрятался под стол. Была видна лишь светлая чёлка девочки, да её большие напуганные полные слёз глаза. Она сдерживала слёзы совсем как взрослая, боясь показать, что отец задел её за живое. И лишь дождавшись, пока отец несколько раз глубоко и тяжело вдохнёт воздух, чтобы успокоиться, она отёрла выступившие слёзы рукавом платья и робко сказала:
- Папочка, но я очень устала. С самого утра я только и делаю, что сижу за учебниками, а ведь сегодня Рождество. Все гуляют, а я сижу дома. Можно я хотя бы...
- И даже думать не смей! - рявкнул отец. - Другие дети заслужили этот праздник. Кто помогает своим родителям в труде, кто учится - и одна ты, позор мой, все последние месяцы бездельничала, а сейчас делаешь вид, будто не понимаешь простых вещей! Вот, смотри, - отец, на секунду замешкался, ища в стопке нужный лист, - я тебе это раз пять показал, всё объяснил, разжевал, чуть ли не в рот засунул, а ты говоришь, мол, не понимаешь! Не верю я тебе! Не верю!
- Но папа!.. - взмолилась девочка жалобным голосом.
- Учись! - жёстко сказал отец. - Ты не выйдешь из дома, пока не сделаешь мне ещё три страницы в придачу к тому, что я велел тебе сделать раньше, поняла?
Не дав дочери времени на ответ, отец выбежал из комнаты, не забыв хорошенько хлопнуть дверью. Девочка же, тяжело вздохнув, хотела было взяться снова за письменные принадлежности, но поставила перо в чернильницу, отложила бумагу и грустно посмотрела в сторону окна, за которым валил густой снег. Где-то там, далеко, радостно смеялись её друзья и подружки, играли в снежки, поздравляли друг друга со светлым праздником и просто развлекались. Развлекались без неё... Большие красивые глаза девочки блестели от слёз.
- Этот шумный джентльмен - такой же коммерсант, как и ты, - неожиданно заявил Дух в воцарившейся тишине. - Его жена умерла рано, сестёр и братьев ни у него, ни у неё не было. Единственная наследница всей его фирмы и всех его денег - вот эта девчушка, ребёнок неглупый, по правде говоря, но ошибающийся исключительно из-за страха перед своим отцом, который застилает всё остальное в её сознании. Отец всего, чего имеет, добился крайне нелёгким трудом, и кроме того - очень боится, что станет с его капиталом после смерти. А потому он решил самостоятельно обучить дочь всему, что знает сам, но увы, педагог из него вышел никуда не годящийся...
Скрудж ещё раз окинул взглядом комнату девочки. И только сейчас он понял, что теперь кажется ему странным: нигде не видно ни одной эмблемы Рождества. Ни веточек остролиста, ни весёлых игрушек, ни тем более роскошной ёлки. Словно бы на дворе был самый обычный день.
- Да, они никогда не отмечали Рождество, - всё таким же пустым голосом продолжил Дух. - А зачем им это? Отец постоянно занят, у него нет времени ни на какие праздники. А девочка вскоре поймёт, что один-единственный потерянный праздник в году пойдёт ей только на пользу. Я вижу, лет через двадцать она будет достойной преемницей своего отца... хотя в личной жизни будет абсолютно несчастна. Одно лишь может утешить: сердце её не очерствеет, но заметят это далеко не все.
Скруджа пробрала дрожь.
- Дух! Неужели ты не понимаешь, как многое ей придётся отдать за своё блестящее будущее? Она же лишена даже такого простого счастья, как Рождество, она не может просто порадоваться общению с друзьями, в будущем она будет одинока... Стоит ли это всё того, что она приобретёт взамен?
Дух повернулся к Скруджу и посмотрел на него искоса:
- И эти слова я слышу от того, кого называют самым жадным и чёрствым человеком в Лондоне? От того, кто отказался от всего ради денег? Однако, над тобой хорошо поработали.
Выдержав некоторую паузу и в последний раз взглянув на бедную девочку, которая уже что-то писала, Дух промолвил:
- Я бы не хотел задерживаться здесь. Идём дальше.
Сказав это, Дух протянул Скруджу свою руку. С некоторым опасением он взялся за длинный рукав, боясь, что его рука просто пройдёт сквозь настолько дымчатое существо. Но нет. Рукав длинного балахона Духа, несмотря на свою кажущуюся призрачность, был вполне материальным, а на ощупь больше всего походил на чуть подтаявший снег. Слегка кивнув, Дух начал расправлять свои чёрные крылья.
Шорох перьев, хаотичный калейдоскоп самых разнообразных картин перед глазами, свист воздуха - и вот уже Скрудж с Духом стоят в другом доме, куда более бедном. Старые обшарпанные стены с облупившейся краской, рассыхающийся пол, в старом закопчённом камине жалко тлеют угольки, от которых, впрочем, не было особого тепла. Через грязное окно с потемневшей рамой свет почти не проникал, в комнате стоял полумрак. Лишь одинокая свеча на стареньком столике разгоняла его. Рядом со столиком стояло изъеденное молью кресло, в котором сидела одинокая старуха и что-то вязала. Непривычно тихо было тут. Казалось, сами Небеса забыли об этом убогом жилище и его пожилой обитательнице.
- А ведь у неё есть и семья, и дети, - сказал Дух, в чьём бесстрастном голосе, прислушавшись, теперь можно было уловить еле слышимое ехидство. - Но где они? Я их вижу, они сидят в своих тёплых домах, поздравляют друг друга и веселятся. Их мать, бабка, кормилица, оказалась им не нужна, коротает свой век в маленьком полузаброшенном пригороде Лондона. По правде говоря, её родные уверены, что старуха давным-давно на том свете.
Тут старушка положила своё вязание на колени, надела очки, лежавшие рядом со свечой и, прищурившись, стала, подобно бедной девочке, вглядываться туда, где стояли Скрудж и Дух. Несколько раз она дышала на свои очки, явно силясь что-то рассмотреть получше, протирала глаза, недоуменно моргала. Затем, отложив вязание, она встала со своего кресла и подошла к невидимым Духу и Скруджу.
- Кто здесь? - тихо спросила она. В тишине её дребезжащий голос прозвучал как-то особенно громко. Не увидев ничего, она лишь пожала плечами и, шаркая ногами, пошла в коридор.
Скрудж последовал за ней, совершенно не понимая, что творится. Сначала девочка тоже смотрела в его сторону, теперь так же поступила и эта старуха. Люди явно не видят его, но чувствуют постороннего рядом. Почему же так? Раньше этого не было. Быть может, всё дело в том, что эти люди одиноки, и даже присутствие фантомов ощущается ими особенно остро?
- Она идёт в церковь, в надежде, что хоть там её накормят обедом. И да, она совершенно не подозревает, что за день сегодня, - прошелестел Дух, сбив Скруджа с мысли. - Бедная. Унылое существование заставило её потерять счёт дням.
Накинув на себя старую рваную шаль, взяв свою порядком истрепавшуюся бесформенную чёрную сумку и положив в неё не менее потрёпанный кошелёк, старушка вышла из дома. Старательно закрыв дверь своего убогого жилища, она пошла куда-то вглубь города по заснеженной еле видной дороге.
Создавалось ощущение, что в этом городишке и вправду никто не жил. Старые обшарпанные дома, многие из которых почти разрушились от времени, казались чёрными в сумерках. Ни из одного окна не бил даже самый слабый лучик света, ни один прохожий не прошёл мимо. Ставни на окнах закрыты, на многих дверях висят массивные изъеденные ржавчиной замки. Дороги - если их, конечно, можно было так назвать - занесены снегом, и не видно ни одного следа. Даже нищие не сидели в тёмных углах улиц, выклянчивая милостыню, даже лай собак не доносился издалека. Словно старушка, медленно бредущая по снегу, была единственным живым человеком в этих местах. Но стоило старушке миновать очередной запустелый квартал, как как Скрудж тут же отмёл свои догадки по поводу необитаемости городка.
Словно из-под земли прямо перед старушкой выскочили четверо детей, трое мальчишек и девчонка. На вид каждому из них было не более пятнадцати лет. Грязные, оборванные, худые, с голодными и злыми глазами, больше всего они походили на маленьких шакалов. И все они уставились на старушку с такой неприкрытой злобой и алчностью, словно она и была причиной всех их лишений в этой жизни.
- Эй, смотрите-ка, кто тут у нас! - с азартом выпалил один из мальчишек, вышагивая вперёд.
Старушка испуганно шагнула назад, крепко прижимая сумку к груди. Но, видно, злые дети уже обо всём догадались. Злобно улыбаясь, они продолжали медленно двигаться в её сторону.
- Ребята, кто вы? - робко спросила старушка, уже даже не пытаясь отступать. - Я вас здесь никогда раньше не видела...
- Зато теперь увидела! - провизжала девчонка. Сальные нечёсаные космы обрамляли её лицо, а голос был настолько пропит и прокурен, что больше напоминал голос старой алкоголички. - Эй ты, карга, отдавай свои денежки, если жить охота!
Старушка так и застыла, как громом поражённая, ещё сильнее прижимая к себе свою сумку:
- Нет! Там же мои последние деньги... дети, миленькие, может, вы пустите меня?
- Ишь ты! - вспылила девчонка. - Смотрите-ка, старая кочерыжка со нравом попалась! Ну не хочешь отдавать по-хорошему - так мы возьмём по-плохому!
Тут только Скрудж заметил, что у одного мальчишки в руках - длинный нож со щербатым лезвием, явно украденный в мясной лавке. Со сверкающими абсолютно тупой, но этого ещё более страшной злобой глазами, маленькие хищники - а по-другому их назвать и язык не поворачивался - окружили старушку, отрезав ей последнюю возможность спастись.
- Дух! - взмолился Скрудж, будучи не в силах на это смотреть и отворачиваясь. - Останови их, сделай хоть что-нибудь! Они не могут... они не должны убивать её!
Но Дух лишь решительно помотал головой:
- Нет. Смотри!
Но не успел Скрудж повернуться, как раздался душераздирающий крик - вопль боли, ужаса и отчаяния. В чистом морозном воздухе появился ещё один такой знакомый подсознательно и такой противный аромат. Запах крови. С трудом пересилив себя, Скрудж всё-таки повернулся и увидел, что несчастная пожилая леди мешковато повалилась на снег, а под её телом тут же начала расползаться тёмно-бордовая лужа. Мальчишка с ножом, явно главарь банды, выдернул окровавленное лезвие из своей жертвы, вытер небрежным жестом о рукав и спрятал куда-то под одежду. А в это время остальные шакалята старательно рылись в сумке.
- Что я говорила! - хрипло вскричала девчонка, потрясая старым кошельком. - Пошли, купим себе наконец-то пожрать!
- Эй! - глупо возразил ей другой маленький бандит. - А деньги делить когда будем?
Девчонка мерзко хихикнула:
- Боишься, что украду? Да не переживай, поделюсь со всеми. Только давай уйдём отсюда, а то мало ли кто тут ходит? Увидят ещё нас, подумают что-то не то...
Последние слова маленькие бандиты встретили глупым громким смехом. Бесшумно, так же как и появились, дети скрылись за ближайшим же поворотом.
- Её найдут уже мёртвой лишь через две недели, - сказал Дух, смотря разбойникам вслед. - А этих детей никогда не накажут. Их просто никто не будет искать.
Скрудж стоял, в полном отчаянии и бессилии смотря на старушку, безжизненно лежащую на мёрзлом тротуаре. Маленькие шакалы не постеснялись ничего - ни святого дня, в который они совершили столь ужасное дело, ни даже того факта, что они напали на беспомощного человека - одинокую пожилую женщину, всей своей бандой. И ради чего? Ради каких-то грошей, которых ей даже вряд ли бы хватило на достойный ужин. Невольно Скруджу вспомнился Дух Нынешнего Рождества и то, как легко и просто мирил он людей, даже просто пытавшихся поссориться в Рождество. Почему сейчас его сопровождает не он, а это не внушавшее никаких светлых чувств существо, которому явно нравится так бесстрастно наблюдать за людскими горестями? Почему он даже не пытается помочь этим несчастным?
- Торжество доброты, как же! Эти дети предпочли пустым словам деньги, незначительные, но в их глазах даже столь мизерная сумма кажется огромной. Теперь ты видел, что далеко не все люди становятся светлее и добрее в этот день? Но у меня есть ещё кое-что, что тебе стоит увидеть, - молвил Дух, снова обращаясь в плотную белёсую дымку.
Едва туман успел полностью поглотить запорошенную снегом улицу со старыми домами, как откуда-то издалека начали доноситься голоса. Невозможно было разобрать, о чём говорили люди, но зато отчётливо слышался гнев и даже какая-то измученность в их голосах. Да и сам воздух стал совершенно другим, и дело было даже не в том, что из него пропал такой отвратительный аромат крови. Вокруг словно бы стало жарче, казалось, одно неловкое движение - и раскалённый до предела воздух просто взорвётся.
- Ты не имеешь никакого права на этот дом! - кричал какой-то мужчина. - Кто ты вообще такая?
- Один мужчина умер не так давно и оставил довольно неплохой дом в наследство своему сыну, - тихо сказал Дух, скрестив руки на груди. - Но вот незадача, сам он не жил в этом доме никогда, зато там всю жизнь провела его ныне покойная старшая сестра и её дочь, которая тоже имеет на этот дом права. Умерший поссорился со своей сестрой много лет назад, теперь в ссоре и их дети, решающие, кому же всё-таки достанется проклятое жильё. О, как же легко материальные ценности разрушают родственные узы!
Выпалив последнее, Дух встал напротив Скруджа, на другой стороне помещения. А дымка тем временем полностью рассеялась. Теперь Скрудж видел, что он стоит в чьей-то чужой гостиной, не самой богатой, но весьма уютной. Если бы не двое молодых людей, ожесточённо спорящих в этой комнате, это была бы самая обычная лондонская квартира. Но из-за чужой злобы хотелось уйти, да как можно скорее.
- Я жила тут с самого детства! - чуть не плача, сказала молодая женщина в тёплом коричневом платье и в тот же момент протянула своему собеседнику какие-то бумаги. - Вот видишь... моя мать оставила мне этот дом по наследству!
Мужчина, которого вполне можно было бы назвать красивым, если бы не злоба, искривившая его лицо, да не дёргающееся нижнее веко, некоторое время стоял, сжав губы, да так, что они аж побелели, а потом - тоже положил на стол какие-то бумаги, хорошенько хлопнув при этом рукой по столу.
- На, смотри! Здесь всё - и подпись, и печать, и заверение нотариуса, и все надлежащие бумаги, в которых чёрным по белому сказано, что в этом доме имею право проживать только я! Про тебя не сказано ни слова! Знал мой отец, знал, что вы со своей стервой-мамашей не отдадите мне моё законное жильё так просто, и обо всём позаботился! Гляди... - начал было он, но тут заметил, что сестра его смотрит куда-то в сторону. - Ну что там?
Лицо молодой женщины выражало только одно чувство: недоумение. Забыв про своего разъярённого брата, она удивлёнными глазами смотрела совсем в противоположную ему сторону - туда, где сейчас стоял Дух Потерянного Рождества.
- Ты... ты тоже это чувствуешь? - тихо и абсолютно спокойно спросила она, хотя голос её чуть дрожал.
Брат нахмурился:
- Что?
- Да нет... ничего. Ничего особенного. Просто мне вдруг начало казаться, что там, у стены, кто-то есть...
"Выходит, люди чувствуют не меня, а Духа, - сделал вывод для себя Скрудж. - Но почему так?" Его блестящая версия с одинокими людьми сейчас рассыпалась в одночасье. Может быть, лишь те люди, кто несчастен даже в Рождество, чувствуют присутствие этого Духа? Но додумать ему не дали, благо мужчина опять пришёл в ярость:
- Не иначе как дух моего отца пришёл сюда, сестрица! Чтобы помочь мне раз и навсегда вышвырнуть тебя из дома, который мой по закону!
Убрав документы в портфель, мужчина обеими руками опёрся о стол и злобно посмотрел на сестру:
- Ну почему ты со мной так? - всхлипнула женщина, пытаясь хоть как-то затронуть добрые чувства в душе брата. - Ведь сегодня же Рождество, святой день, давай не будем ссориться! Это же грех, брат!
Но тот был непреклонен:
- Не заговаривай мне зубы своим Рождеством. Мой отец всегда говорил мне, что в этом празднике нет смысла, и я склонен ему верить.
Выпалив эту тираду, мужчина подошёл к двери, но перед тем, как выйти, делано спокойным голосом сказал:
- Я даю тебе неделю, чтобы съехать из этого дома раз и навсегда. Если через семь дней я увижу тебя здесь, в моём доме, - я задушу тебя собственными руками.
Дождавшись, пока шаги скандалиста утихнут, молодая женщина ещё пыталась сдерживать слёзы, но всё-таки не смогла. Не в силах смириться с такой грубостью и несправедливостью, она повалилась прямо на стол, рыдая в голос. Но неожиданно, медленно, словно находясь в трансе, она подняла своё заплаканное лицо с красными от слёз глазами и снова уставилась туда, где стоял Дух.
- Я не знаю, кто ты... но я чувствую, что ты рядом, - тихо прошептала она. - Кто бы ты ни был... помоги мне, пожалуйста, помоги...
Едва последнее слово слетело с её губ, как очертания гостиной стали постепенно терять свою чёткость, а потом и вовсе исчезать в невесть откуда взявшейся вязкой темноте. А где-то рядом звучал голос Духа, невидимого, но его присутствие явно ощущалось даже в таком мраке.
- А ведь всё могло бы быть совсем не так, как сложилось. Отец запросто мог бы сжалиться над своим чадом, маленькие подонки могли свернуть не в тот квартал, а брат с сестрой нашли бы общий язык и уже этим вечером они бы сидели и мирно пили чай в ставшей их общей гостиной. Но увы! - жизнь людей принимает не самый лучший оборот, когда я рядом. Ты сам заметил, что люди обращают внимание на моё присутствие, однако, видеть меня не могут. И, находясь рядом, я вселяю в них злость и тревогу, заставляя идти по чёрной дорожке злобы и обид.
И только сейчас с ужасом для себя Скрудж осознал, в обществе насколько злого Духа он сейчас находится. Внешне чем-то напоминавший Духа Прошлого Рождества, такой же с виду светлый и сияющий, словно сотканный из белого света, Дух Потерянного Рождества - настоящий демон этого светлого праздника, невесть зачем созданная Всевышним злая сила. Светлость его была не более чем иллюзией. В отличие от всех остальных являвшихся к Скруджу Духов, этому явно радость доставляло лишь одно - людские боль и злоба. И лишь чёрные как смоль крылья да гнилой венец на голове выдавали полностью его отвратительную натуру.
А тьма тем временем заполнила всё вокруг, став абсолютно непроницаемой. Как ни силился Скрудж хоть что-то различить в ней - не смог. Зато теперь белый туман, подобный тому, что окружал Духа, вился и под его, Скруджа, ногами. Невольно он даже подумал, а не стал ли он сам таким же белёсо-дымчатым, как Дух, и посмотрел на свою руку. Но нет. Рука его по-прежнему была из плоти и крови. А тем временем Дух, всё с теми же скрещенными на груди руками, стоял напротив Скруджа и... улыбался! Да-да, если, конечно, эту гримасу можно было назвать улыбкой. Жуткая, изломанная, какая-то неправильная, больше всего напоминавшая гримасу мертвеца.
- Скажи мне, Скрудж, - начал Дух вкрадчиво, - почему ты вдруг решил столь резко изменить свою жизнь и себя? Заглядывая в твою душу, я не вижу в ней светлости. Всё та же прочно поселившаяся в тебе жадность и... страх? Что тебя настолько сильно привело в ужас? Уж не думаешь ли ты, что не справлять Рождество - это постыдно?
- Нет, - с трудом выдавил из себя Скрудж, ощущая, как светящиеся ледяные глаза Духа смотрят словно бы сквозь него. - Дело не в этом.
- А что же тогда?
- Джейкоб... и те Духи - те, остальные, - всё так же, словно выдавливая из себя слова, продолжал Скрудж. - Ведь я же вскоре умру, если буду и дальше так жить...
Дух улыбнулся ещё шире, словно бы Скрудж сказал ему нечто приятное:
- Как я и предполагал. Ты делаешь это всё только из-за страха. Нет в твоём сердце желания измениться - лишь страх меньше чем через год умереть всеми забытым и проклинаемым. А ещё - нежелание пойти по стопам твоего весьма строптивого компаньона. Да-да, - протянул Дух, заметив удивлённый взгляд Скруджа. - Ты сам видел, как много на вашей грешной земле летает таких душ грешных, но похоже, что один лишь Джейкоб Марли считает, что наказание своё не заслужил и всеми путями старается избавиться от этих цепей, кои носит уже не первый год. Думаешь, из-за своего хорошего отношения к тебе послал он тебе трёх рождественских Духов, пошёл против воли высших сил? Нет. Знаешь, как неприкаянная душа может освободиться? - неожиданно задал Дух несколько отвлечённый вопрос.
Скрудж помотал головой. Тогда Дух сложил свои руки так, словно собирался молиться, и продолжил:
- Она должна сделать хотя бы одно доброе дело. Сделать бескорыстно, из желания помочь и только. И только тогда, когда добро это осуществится, душа освободится от своих оков и будет вольна лететь туда, куда захочет. Но увы, боюсь, ни с тобой, ни с твоим компаньоном это не сработало. Пожалуй, я лично позабочусь о том, чтобы к вашим цепям добавились лишние звенья - за непокорность и лживость.
Услышав это, Скрудж даже вздрогнул. Непонятно почему, но он чувствовал, что Дух говорит ему неправду, клевещет на его старого друга! А Дух, явно не подозревающий о его мыслях, безмятежно продолжал:
- Вы оба достойны друг друга. Один никак не может смириться с заслуженным и понять, что исправлять что-либо настолько пропащей душе бесполезно. Другой хочет изменить свою жизнь, но как! - улыбка Духа ещё больше искривилась, теперь она напоминала весьма злобную гримасу презрения. - Притвориться добрым, лишь бы подохнуть лет на десять попозже и не ходить в цепях после смерти. Надеешься, что так обманешь высшие силы? Признайся сам себе, что иллюзия добра не даст тебе ничего, ты будешь ещё сильнее всех ненавидеть, но злобу свою будешь заглушать страхом, вспоминая всё, что увидел в эту ночь. И надолго тебя всё равно не хватит. Года через три ты обо всём забудешь и снова будешь тем же жадным ненавидимым всеми стариком. Так есть ли тебе смысл жить дальше?
Неожиданно Скрудж почувствовал дикую ненависть к стоявшему перед ним существу. Забыв про то, сколь легко Дух манипулирует людскими характерами, не думая, что он специально толкает его на подобный поступок, он выпалил, глядя прямо в белёсые глаза:
- Ты единственный, кто не верит в меня! Все остальные Духи поверили в мою искренность, и я тоже знаю, что желание измениться я принял вовсе не из-за страха! Скажи, если ты изначально считал меня пропащим человеком, то зачем пришёл помогать мне стать другим?
Но Дух нисколько не смутился. Опустив свои руки и сложив крылья поудобнее, он с насмешкой ответил:
- Кто сказал тебе, что я пришёл к тебе на помощь? В эту ночь меня не должно было быть здесь, но я решил всё-таки тебе явиться, пусть моё появление и не было тебе предсказано.
В этот момент Скруджу стало по-настоящему страшно. Дух не лгал, ведь и в самом деле Джейкоб Марли упомянул лишь Духов Прошлого, Настоящего и Будущего Рождества. Потерянного он даже не упоминал. Возможно, Скрудж сам бы это понял, но Дух Потерянного Рождества появился так внезапно и так быстро потащил его, Скруджа за собой, что тот просто воспринял это всё как должное...
- Тогда зачем ты здесь?
Вместо ответа Дух расправил свои чёрные крылья и начал медленно надвигаться на Скруджа:
- Я не приношу ни радости, ни веселья только по одной простой причине: я сам - души тех, кто не чтил Рождество в своём сердце много лет подряд, не любил своих ближних, не помогал нуждающимся, но вместо этого лелеял в душе своей смертные грехи. Именно поэтому несчастные люди чувствуют меня, для счастливых же я буду не более чем воздухом. Я показал тебе всех этих бедных людей, боясь, что ты начнёшь искренне им сочувствовать и хотеть помочь, но ты по-прежнему лишь боялся, как бы их участь не стала твоей. И я решил забрать тебя с собой, как и многих других, кто терял Рождество до тебя!
- Но Джейкоб... почему он не...
- Я не смог забрать его с собой по воле сил, стоящих выше меня. Считай, что ему, как и тысячам ему подобным, просто повезло, если, конечно, его долю можно назвать везением. А теперь - отдай мне свою душу, Скрудж!
Шелест чёрных крыльев Духа становился всё громче и всё более угрожающим, по мере того, как сам Дух приближался, рост его увеличивался, а лицо менялось. Теперь он вовсе не казался таким изящным и потусторонним, как раньше. Белые гладкие волосы растрепались, глаза ввалились, щёки и лоб покрылись пятнами гнили, из-под венка начала сочиться кровь. Всё больше Дух напоминал мертвеца, восставшего из могилы по какой-то злой прихоти судьбы. Из рукавов появились кисти рук - худые, словно состояли лишь из костей, обтянутых кожей, с большими обломанными ногтями, они жадно тянулись к горлу Скруджа. Тот уже было приготовился к смерти, но тут откуда-то сзади громко раздалось:
- Уходи, чернокрылый!
Дух Потерянного Рождества даже отступил назад, но словно бы споткнулся и упал на колени, опираясь о невидимый пол своими руками, кистей которых снова не стало видно. Лицо его опять приобрело прежнюю потустороннюю изящность, однако, теперь оно сильно искажалась непритворным страхом и злобой - теми чувствами, что сам Дух сеял среди людей. Злой взгляд его белых глаз был направлен куда-то в сторону. Невольно Скрудж повернул голову туда, куда смотрел Дух, и опять застыл в оцепенении. Там, в точно такой же белой дымке, стоял Джейкоб Марли - всё с той же тяжёлой опутывающей его цепью и всё такой же полупрозрачный, а с ним - три духа Рождества - Прошлого, Настоящего и Будущего.
Какое-то шестое чувство подсказывало Скруджу, что теперь его никто не тронет, однако, он всё равно на всякий случай отошёл подальше от Духа Потерянного Рождества - чтобы уж точно быть уверенным, что тот не причинит ему вред.
- Берегись тех, у кого такие крылья за спиной, - гулко, но мягко сказал кто-то из Духов. - Чернокрылые - те, кто прокляты самим Господом Богом, кого не должно быть в этом мире, но кто ещё живёт, питаясь людскими пороками. Берегись их, ибо ничего хорошего не несут они в этот мир!
Дух Потерянного Рождества даже не делал попытку подняться. Судя по всему, остальные Духи имели некую власть над ним. Он мог лишь с невероятной злобой смотреть то на них, то на Скруджа, но ничего не произносил и даже почти не двигался.
- Потерянного не вернёшь, - раздался всё тот же голос. - Его нельзя держать, о нём бесполезно сожалеть, но его можно искупить. И тогда оно никогда не вернётся, пытаясь забрать тебя с собой, сбить с пути истинного. И помни: хозяин своей жизни, равно как и судья её - только ты сам, даже высшие силы над этим не властны. Сегодня Потерянный тебя не тронет, но запомни! - если ты будешь жить так, как он сказал, если не будет в твоём сердце искренности, но будет лишь страх за свою шкуру - он вернётся и на сей раз доведёт начатое до конца. Запомни это, Скрудж!
И едва последний отзвук этих слов растаял в слегка прохладном пропитанном белёсым туманом воздухе, как тьма начала рассеиваться, приобретая такие знакомые очертания...
@темы:
Творческое,
A Christmas Carol