- К сожалению, - вздохнул Джалид. - Я никогда не поддерживал его. Я был один раз с ним в Эквестрии, и я знаю, насколько отвратительны эти отступники. Равно как и видел то, что они творят. Я с детства ненавижу их. И я действительно готов пожертвовать собой - лишь бы они убрались отсюда. Знаешь, мне на самом деле стыдно за своё происхождение.
- Не надо, - мягко сказала Рияда, кладя руку на его плечо. - Ты ни в чём не виноват, Джалид. Твой отец - враг Аравии, но ты - это ты. У тебя своя судьба, предопределённая предками. И знаешь... мне кажется, что я могу тебе помочь?
- Как? - заинтересованно подался вперёд Джалид. А Рияда в ответ лишь вытащила из своей напоясной сумки небольшую пачку писем.
- Моя сестра состояла во "Фронтовой Семье", - пустилась она в объяснения. - Я знаю, что я там буду фактически бесполезна, и потому никогда не рассчитывала попасть к ним. Но они знают обо мне. Ты ненавидишь отступников и хочешь им смерти, я давно вынашиваю планы о мести им за Миси. Мы оба - каркаданны. Думаю, мы вполне могли бы составить небольшую группу. А они помогут нам найти ещё сторонников. Я могу послать им весточку о тебе прямо сейчас, - неожиданно сказала она.
Джалид колебался ровно секунду. Такой шанс упускать было бы просто предательством - что самого себя, что своей страны. Двое, хоть эти двое и были магами, мало что смогли бы сделать. Но если им действительно смогут найти сторонников... Джалид уже прекрасно догадывался, как именно переделает свой план, и как сможет его осуществить.
- Давай.
В тот же миг Рияда оторвала от одного письма небольшую полоску. Она, по сути, отдала Джалиду самое дорогое, что у неё было, - кусок письма Ясиры, пусть этот кусок и был совершенно чистым. Но это всё равно было письмо Ясиры, которое она держала в руках, и которое было её частью. Но она понимала, что на самом деле она готова отдать Джалиду большее - всё, лишь бы его намерения, если они и были искренними, осуществились. Вот только...
- Есть одна проблема, - со стеснением сказала она, протянув Джалиду кусок пергамента и угольную палочку, тоже вытащенную ей из напоясной сумки. - Меня не учили ни читать, ни писать. Я из очень бедной семьи, а со смертью прежнего короля наше положение стало лишь хуже. Всё, что я знаю, - как пишется наш девиз. Ты не мог бы написать вместо меня?
- Конечно, - кивнул Джалид, магией подхватывая письменные принадлежности. Как он знал, это запросто может изменить почерк, и тогда и он, и Рияда в случае неудачи не попадут под удар. - Диктуй.
- "Сын короля на нашей стороне", - начала Рияда. - "У него есть план, и он хочет встречи. Дайте знать сразу же, как только сможете. Доброжелатель", - закончила Рияда.
Джалид записал её слова так быстро, как смог. И, лишь увидев магическую ауру вокруг рук Рияды, он тут же протянул ей письменные принадлежности, зная, что только ей известно, куда именно отправлять письмо. А Рияда убрала угольную палочку обратно в сумку и подхватила магией письмо.
- Отправляй, - коротко сказал Джалид.
Рияде не было необходимости даже считывать остатки магическо ауры того или тех, кому Ясира писала свои письма. Остатки ауры на куске бумаги сохранялись до сих пор и сейчас напрямую поступали в её разум. Послать письмо тому, кто так или иначе держал его в руках, кроме Ясиры, не составило бы ей никакого особого труда. И она была готова сделать это в любую секунду.
Чуть нахмурившись, чтобы лучше сконцентрироваться, Рияда создала небольшой магический портал. Небольшая зелёная вспышка, лёгкое потрескивание магии, - и кусок пергамента исчез, словно бы его и не было.
- Остаётся ждать, - подытожила Рияда. - Я не знаю, как скоро они ответят. Ты будешь ждать со мной, или же мы встретимся потом? Ты же во дворце живёшь, да? В Нуре?
- В Нуре, но не во дворце, - поправил её Джалид. - И я готов ждать ровно столько, сколько будет нужно. Хоть до конца дня.
Рияда насторожилась:
- Тебя не будут искать? Хотя бы твой отец...
- Ихсана давно нет в Аравии, - ответил Джалид, уже давнно звавший своего отца лишь по имени, в знак своего презрения к нему и его делам. - А мама... Мама отчасти на моей стороне. Это она смогла показать мне, что творят эквестрийцы. А ещё...
Джалид не успел договорить. В тот же миг руки Рияды против её воли окутала зелёная аура, - а в воздухе появился небольшой магический портал, в котором парил свиток пергамента.
- Читай, - тихо сказала Рияда, тут же схватив его магией. - Я всё равно не смогу...
Развернув его, она заставила его воспарить перед Джалидом так, чтобы читать ему было удобно. Немного поправив свою чадру, Джалид принялся вчитываться в текст. На свитке были написаны простые слова:
"Если его намерения искренни, он придёт послезавтра на юг пустыни, что стережёт Святыни от посторонних глаз. "Фронтовая Семья" ждёт его."
- Приняли? - поинтересовалась Рияда. Джалид в ответ лишь коротко кивнул:
- Послезавтра я иду встречаться с ними. Надеюсь, они примут меня.
- Так оно и будет, - с уверенностью сказала Рияда.
Джалид убрал письмо в свою напоясную сумку, свернув его в несколько раз, и в тот же миг крепко обнял Рияду в знак безграничной благодарности. Он понимал, что никому за всю свою жизнь не был обязан столь сильно, сколь ей. Он понимал, что она пошла на непростой для себя шаг - доверилась незнакомцу, да ещё и из такой семьи, помогла ему, равно как и выразила свою готовность идти за ним, пусть и не присоединяясь к "Фронтовой Семье" напрямую. А, впрочем, какое это имело значение? И, чувствуя, как Рияда обнимает его в ответ, слегка поглаживая его по спине, он был готов сказать, что никогда за всю свою жизнь не был так счастлив.

Настоящая семья

По утрам в Аравии действительно было холодно - словно бы в контраст невероятной жаре, что наступала после, - холодно настолько, что становилось понятным и оправданным ношение многими аравийцами закрытой и длинной одежды. Этот народ, как минимум половина которого вела ночной образ жизни, - отчасти из-за этого, отчасти из-за того, что ночью было словно бы на руку вершить тёмные дела, - действительно предусмотрел всё, начиная от защиты от перспективы обгореть на палящем солнце и заканчивая защиту от возможности замёрзнуть ночью. А природа словно бы замерла, чего-то выжидая. По пескам мягкой дымкой стелился утренний туман, а в небе всё ещё догорали последние ночные звёзды. Тонкий же полумесяц, загнутый словно серп, висел до нестерпимости низко, словно бы желая коснуться песчаной равнины, над которой он и парил, но вдалеке, на востоке, уже были видны самые первые и самые слабые, почти что белые лучи солнца. Умиротворяющее зрелище - если бы только не это ощущение тревожного ожидания.
Машинально, хотя в этом и не было никакой необходимости, Джалид поправил свой заплечный мешок из бараньей шерсти, в который он сложил все украденные им деньги... ну или почти все, оставив себе лишь малую их толику, которая могла бы пригодиться ему для покупки оружия. Он прекрасно догадывался, что "Фронтовой Семье", попавшей в опалу при власти его отца и вынужденной стать лишь налётчиками без особых прав, эти деньги могут пригодиться. По сути, он хотел, если вариантов вообще не останется, купить себе место среди них. Он готов был платить не раз и не два, готов был вечно разграблять казну, - понимал, что это и подорвёт власть его отца, и даст "Фронтовой Семье" дорогу. Но вариант с покупкой себе места среди опальных военных и сочувствующих им не казался ему самым плохим. Раз за разом он думал о другом - что будет, если он, придя в назначенное время в назначенное место, просто не найдёт там никого?
Поморщившись и не сбавляя темпа ходьбы, Джалид принялся пытаться придумывать другие варианты того, как ему ещё можно будет обзавестись союзниками. В конце концов, он отобрал несколько вариантов. Первый - раз за разом просить Рияду отсылать им письма, пока они не убедятся, что он действительно хочет быть с ними, и что он не собирается ни устраивать на них засады, лишь притворившись их сторонником, ни даже просто нападать на них, вопреки своему происхождению. Второй вариант - так или иначе встретиться с ними напрямую и дать им понять, что он и вправду на их стороне, - скажем, попасть на контролируемые ими территории Аравии, рискуя в лучшем случае быть взятым в плен без шанса быть выслушанным. Огромный риск, где всё могло бы окончиться в лучшем случае просто перспективой лишиться головы или быть сожжённым заживо. В худшем - пытки или даже письмо семье с требованием выкупа, после которого его отец никогда не поверит, что Джалид оказался у "Фронтовой Семьи" случайно - скажем, во время использования магии телепортации что-то пошло не так. И третий - искать себе сторонников в другом месте. Но где? Всем окружением Джалида были лишь доверяющая ему Рияда, мать, которая, возможно, много чего хочет, но мало на что пойдёт, - и старые знакомые, сторонники Ихсана, которые на любую попытку завербовать их на свою сторону в лучшем случае насторожатся. И, естественно, тут же доложат куда надо. А потенциальных предателей среди них, как Джалид убедился, вряд ли могло бы завестись.
Всё время Джалид озирался по сторонам, опасаясь нападения, но он, в знак своих мирных намерений, решил пока что не брать в руку скимитар. Мало ли чем это может обернуться. По правде говоря, он не надеялся особо никого увидеть, - понимал, что его с Риядой письмо запросто могло показаться им излишне подозрительным. И, возможно, именно поэтому он и сам до конца не был уверен в том, радоваться ему или нервничать, когда увидел чуть поодаль несколько фигур, стоявших совершенно недвижимо.
Еле сдерживаясь от того, чтобы побежать к ним и как можно скорее избавиться от нервного напряжения, равно как и получить ответы на все вопросы, Джалид постарался идти так, словно бы ничего не происходило, но его ноги подкашивались при каждом шаге. В предутреннем полумраке были видны лишь силуэты незнакомцев, но чем ближе Джалид подходил к ним, тем более отчётливо он видел детали внешности каждого из них.
Их было пятеро. Чуть поодаль от остальных стояли трое из них - чуть впереди остальных был аравиец в длинной белой кандуре и песчаного цвета халате. За его спиной на ремне был закреплён длинный пастуший посох, на шее висело единственное дозволенное аравийцам украшение - отлитое из металла изображение метки, но как Джалид ни старался, он не смог понять, что именно за метка у него была. Лицо он прятал лишь частично - ни чалмы, ни капюшона, одна порванная в лохмотья и явно старая чадра. И потому Джалид прекрасно видел его густые, чёрные волосы, вьющиеся крупными кудрями и доходившие ему примерно до подбородка и лоб, на котором почти не было морщин. Ему было где-то около тридцати на вид - вряд ли больше. И его не старил даже взгляд его глаз, тяжёлый и неприятный. Глаза, глаза... что-то определённо не то было с его зелёными глазами. Но что именно, - Джалид так и не смог понять.
Двое его спуников, казалось, были отражением друг друга. То и дело они друг с другом нервно переглядывались или даже перешептывались, за что первый аравиец, явно имевший над ними определённую власть, то и дело одёргивал их. Они же, в отличие от него, носили лишь капюшоны, лица не пряча, - и было прекрасно видно, что друг от друга они не отличаются ничем. Явно близнецы. И даже одежда у них была совершенно одинаковая - короткие песчаного цвета и перетянутые широкими поясами куртки с широкими рукавами, почти чёрные штаны и такого же цвета ботинки. Всё их поведение, все даже сами их позы свидетельствовали о том, что подобная честь им была оказана впервые, и они явно не особо понимали, как именно им себя вести.
Четвёртый же аравиец, каркаданн, выглядел как самый настоящий опытный воин. При нём не было никакого оружия, кроме висящего на поясе скимитара, но и то, как он стоял, и огромный след от магического ожога на шее, выдавало то, что он в боях провёл немало времени. Он не прятал ни лица, ни головы, - явно считал, что ему, пережившему так многое, это совершенно незачем. Именно он первый и заметил Джалида, еле заметно кивнув в его сторону. В тот же миг все, кроме него и того, кого он сопровождал, замерли и пристально уставились на своего гостя. А затем Джалид увидел, как последний, пятый пришедший на встречу с ним, вытянул вперёд свою руку с длинными пальцами и жестом велел ему подойти поближе.
Сделав несколько шагов вперёд, Джалид замер, невольно ощущая трепет. Этот аравийский маг был чуть ли не на голову выше всех присутствующих. Голова его была замотана грязно-зелёным тюрбаном, одет он был в самые простые штаны до середины икры и тунику до середины бедра, перетянутую широким поясом, за которым было заткнуто сразу два скимитара. Но даже его нарочито простая одежда не перекрывала того ощущения торжественности, что вселял один его вид. За его спиной были огромные, тёмно-коричневые, почти что чёрные крылья, немо свидетельствовавшие о том, что их обладатель не только прошёл через многое - он ещё и являлся без малого богом для всех своих подданных, возраст над котором был не властен, и убить которого могли лишь насильственно.
- Ты - сын короля, - больше утверждая, чем спрашивая произнёс этот самый крылатый маг. - Значит, ты всё-таки решился. А теперь, - неожиданно обратился он к тому самому воину со шрамом, - Скай Блейд, скажи-ка мне, нет ли здесь засады или хвоста за нашим гостем?
"Почему он назвал его эквестрийским именем?" - промелькнуло в голове у Джалида, но буквально через секунду ответ возник сам собой. Всё просто - хотят сохранить в тайне настоящие имена и, помня, что их переписку часто перехватывают эквестрийцы, стремятся запутать следы. А тот, кого крылатый назвал Скай Блейдом, тут же вытянул вперёд обе руки - и сотворил некое заклинание, отчего, казалось, всё вокруг на мгновение вспыхнуло зелёным светом. Впрочем, изчез этот свет столь же быстро, сколь и возник.
- Всё чисто, - тут же отчитался он. Крылатый маг, лишь услышав это, довольно прищурился.
- Превосходно. Теперь и только теперь мы можем говорить с тобой, сын короля. Ты хотел встречи. Что тебе нужно?
Джалид тяжело вздохнул. Он привык быть ни от кого не зависящим одиночкой, делающим то, что желающим, но сейчас он отчётливо ощущал, что его превосходят, и во многом. Он больше всего хотел повернуть назад и сбежать, но догадывался, что глава "Фронтовой Семьи" - а в том, что этот крылатый маг был именно им, Джалид ни капли не сомневался, - его в случае побега достанет из-под земли, где бы он ни скрылся. Джалид понимал, что он и так уже зашёл слишком далеко. И потому ему ничего не оставалось, кроме как начать свой рассказ:
- Меня зовут Джалид аль-Асвад, и я хотел бы заручиться вашей поддержкой в одной непростой собственной задумке. Я ненавижу отступников, но я был в их логове, и я знаю как минимум одно их слабое место.
- Какое? - хмуро поинтересовался тот самый аравиец с подвеской на шее. Посмотрев на него лишь мельком и всё ещё пытаясь понять, что именно ему показалось странным в его глазах, Джалид продрлжил объяснять:
- Эти принцессы переживают за своих подданных больше, чем за себя. А сами они - трясутся из-за своих отродий. Я знаю, как заставить их страдать. Я хочу проникнуть на одно мероприятие, захватить как можно больше отступников и их детей и под угрозой расправы над ними заставить принцесс либо убраться отсюда - либо встать на их место и быть убитыми, едва лишь они это сделают.
- Всех трёх принцесс? - спросил всё тот же аравиец, но на сей раз в его голосе звучала какая-то личная нотка. Но его слова заставили Джалида смутиться. Он знал, что в Эквестрии всего две принцессы, две сестры, контролирующие два небесных светила. Кто третья?
- Их разве не двое? - спросил он. В ответ аравиец лишь покачал головой, а когда он заговорил, голос его уже был не таким отрешённым, как прежде:

- Трое, Джалид аль-Асвад. Третья - принцесса Кристальной Империи. Они присоединились к ним не так давно, и мы, признаться, до этого надеялись, что они примут нашу сторону. С двух сторон прижать Эквестрию было бы проще. Но эта продажная шлюха, - с неприкрытым презрением произнёс незнакомец, - предпочла продать даже свою страну им в лапы.
Джалида его слова заставили задуматься. Он чувствовал в словах этого аравийца неприкрытую ненависть к правительнице Кристальной Империи. Но за что он может её так ненавидеть? За то, что она влила свою страну в состав Эквестрии? Без сомнения, не самый умный шаг. За то, что отказалась сотруднияать с Аравией? Тоже неприятно. Но почему он тогда переживает эти ситуации как свою личную драму? Или же есть... нечто ещё?
- Без сомнения, всё это интересно, - вырвал его из размышлений голос крылатого каркаданна. - Но я хочу услышать больше, Джалид аль-Асвад. Что за мероприятие ты планируешь захватить, равно как и где и когда оно состоится?
- Это мероприятие, насколько я знаю, они устраивают раз в год, за два дня до конца второго летнего месяца, в главном зале королевского дворца. Периодически они устраивают там те или иные игры для своих щенков, которые обычно сидят в другом крыле дворца. Мероприятие же они называют просто - Бал.
- Бал... - протянул собеседник Джалида. - Наслышан, наслышан. У тебя есть конкретный план захвата?
- Есть, - твёрдо сказал Джалид. - Но я не готов им с вами делиться, - уверенно ответил он, решив, что у него просто хотят отобрать идею и выгнать его за ненадобностью. - Пока что я могу сказать то, что у меня есть всё для захвата. Есть ресурсы, деньги, время, - я планировал совершить нападение не в этот раз, а тогда, когда в непосредственной близости к главному залу окажутся дети, - Джалид решил не уточнять, что Бал, посвящённый детям, насколько он знал, должен будет состояться уже на следующий год. - Нет одного - в достаточном количестве тех, кто мог бы пойти за мной. Именно поэтому мне и нужна ваша помощь.
Сказав это, Джалид уже хотел было предложить крылатому магу тот вариант, что он готов нанять себе у него сторонников, ибо, как он догадывался, деньги могут быть нужны много кому, но тут его собеседник склонил голову чуть набок:
- Как я понял, захват должен завершиться одним - твоей смертью. Я ведь правильно понял?
- Смерть превыше жизни, - не без доли фанатизма ответил Джалид. - Я использую "абсолютное оружие", потому как оно - всё, что сможет убить их, и уничтожу и себя, и принцесс, едва лишь они придут ко мне. Но перед этим мне нужны те, кто сможет вместе со мной контролировать и запугивать зал, чтобы принцессы знали: чем больше они медлят, тем хуже будет их же драгоценным подданным. Иными словами, мне нужны те, кто не боится умереть. И я знаю, что такие есть только во "Фронтовой Семье".
- Ты совершенно прав, Джалид аль-Асвад, - прищурился крылатый маг. - Мы некогда были совсем другими. Кто-то из нас воевал за старого короля с отступниками. Кого-то жизнь при новом короле изменила до основания, лишив всего, что у него было. Кто-то просто сочувствует нам. Мы - "Фронтовая Семья", каждый со своей историей, но всех нас объединяет одно - нам действительно незачем жить. Но мы умрём, лишь убедившись, что забрали с собой за грань столько отступников, сколько смогли. Каждый убитый из них - камень, из которых мы строим себе дорогу в Сады Праведников. И если ты вправду разделяешь наши взгляды, - то ты можешь считать себя сполна новым членом нашей семьи.
- Спасибо, - низко склонил голову Джалид. А крылатый маг в тот же миг коснулся рукой его плеча и, сотворив некое заклинание, исчезнувшее столь же быстро, сколь возникшее, отошёл на шаг назад от Джалида, явно сочтя короткую, явно рассчитанную на то, чтобы быть максимально быстрой, церемонию посвящения, - и продолжил:
- Что касается сторонников, то сегодня ты приобрёл как минимум троих, Джалид аль-Асвад. Ауткаст, - кивнул он в сторону аравийца в порванной чадре, - и двое его друзей вчера всерьёз заинтересовались тобой. Ты сам слышал его вопросы, равно как и отвечал на них. Более того - у него есть несколько идей касательно того, как тебе можно доработать свой план. А потому - мы оставим вас вчетвером. И да, - неожиданно довольно прищурился он, - последний штрих. Как ты заметил, у каждого из нас есть псевдонимы. Думаю, ты понимаешь, почему мы вынуждены называться именами отступников...
Джалид в ответ лишь кивнул, вспомнив свои умозаключения и решив принять их как оказавшиеся верными. А предводитель группировки тем временем продрлжал:
- Нам было бы удобнее и безопаснее, если бы ты тоже подумал над тем, как ещё ты мог бы себя назвать. Или ты уже знаешь?
Джалид в ответ лишь медленно кивнул, вспомнив, как он ещё несколько лет назад, лет в десять, представлялся мальчишкам во дворах.
- Миднайт Принс, - коротко ответил он. - Или же просто Миднайт.
Крылатый маг лишь медленно кивнул, услышав это имя, а затем - в тот же миг вокруг его рук вспыхнула зелёная магическая аура.
- Что же, Миднайт Принс, - сказал он, довольно прищурившись, - добро пожаловать во "Фронтовую Семью".
В тот же миг и глава группиповки, и его то ли личный страж, то ли просто один из лучших воинов, исчезли в зеленоватой вспышке. Джалид, два брата-близнеца и тот, кого, как он услышал несколько минут назад, называли Ауткаст, остались одни. Некоторое время они смотрели друг на друга, явно не зная, с чего начать разговор. Но буквально через несколько секунд Ауткаст тяжело вздохнул и кивнул братьям куда-то назад:
- Нам нужно остаться одним. Прогуляйтесь.
Не говоря ни слова и даже не переговариваясь между собой, равно как и не высказав никакого возмущения от того факта, что их сейчас просто убрали с дороги, братья пошли вперёд. Джалид посмотрел им вслед - и только сейчас заметил единственное, по всей видимости, чем они отличались друг от друга. Один из них хромал на левую ногу, а другой - на правую.
- Почему они хромают? - неожиданно для самого себя спросил Джалид вслух. А Ауткаст, услышав это, лишь усмехнулся:
- Жуткое дело, Миднайт. Когда они родились, они были словно бы соединены в одно тело как раз в районе ноги. Их отцу это не понравилось, и он просто разрезал сросшуюся ногу скимитаром, разделив их. Они тогда чуть от потери крови не умерли, пришлось звать врачей, некогда работавших при дворе короля... Но в итоге всё обошлось. Осталась лишь хромота.
- Понятно, - вздохнул Джалид. - К слову, Ауткаст... Миднайтом меня нужно будет называть только на захвате. Здесь же я пока что - просто Джалид.
- Хорошо, - пожал плечами Ауткаст. - Тогда и я скажу, что я не совсем и Ауткаст. Я Асир. Асир эль-Кифах, если точнее. Убийца по призванию, пастух в свободное время. А эти двое... Вот честно, сам забываю, кто из них кто. Пусть сами и представляются.
- Убийца по призванию? - поморщился Джалид? В каком смысле?
В ответ Асир ничего не сказал. Он лишь молча, резким, отточенным движением поднял одновременно рукава своего халата и кандуры, показывая Джалиду метку на своём плече. Джалид, так и не получивший свою метку и даже не догадывавшийся, в чём может быть его талант, не сильно отличался от большинства каркаданнов, тоже порой не получавших меток никогда. Чуть прищурившись, Джалид внимательно разглядывал метку Асира, - череп, насквозь пробитый ножом с кривым клинком.
- Если совсем коротко, то получил я её в восемь. Со своей первой жертвой, - усмехнулся Асир. - Вот только я не особо хочу об этом вспоминать.
Джалид лишь пожал плечами. Заставлять своего нового знакомого переживать заново то, что ему могло быть по тем или иным причинам быть неприятно, он совершенно не хотел. Был куда более важный вопрос, который он хотел ему задать...
- Ты с такой ненавистью говорил о кристальной принцессе... - протянул Джалид. - Откуда такая неприязнь?
Он ожидал прямого ответа, но Асир лишь пристально уставился ему в глаза:
- Посмотри мне в глаза, - с неожиданной злостью произнёс он. - Ничего не замечаешь?
Джалид принялся внимательно всмаириваться в его глаза, прекрасно понимая, что что-то всё ещё в них кажется ему то ли странным, то ли просто неправильным, - но что? Цвет... размер... форма... форма! Только сейчас Джалид понял, что именно было не так с глазами Асира. Его радужка имела специфичную форму - форму шестиугольника. Какая была только у одного народа - у кристальных...
- Как так вышло? - только и смог спросить Джалид. А Асир в ответ лишь скривился от отвращения:
- История простая и старая как мир, - начал он издалека. - Жила-была моя мать, жил-был её муж. Мужа убили эквестрийцы, а кристальный солдат изнасиловал её саму. Поглумился и сбежал к своим. От плода мать избавляться не стала - то ли боялась за здоровье, то ли думала, что вернётся её мучитель и надругается над ней опять. А спустя отведённый срок родился я, на которого многие смотрели как на предателя или шпиона - не верят, что у аравийцев может быть радужка такой формы. Когда я ещё чалму носил, оно было куда заметнее. Вот теперь и хожу без неё, хотя и знаю, что это неправильно.
- Невесёлая история, - подытожил Джалид. А Асир в ответ произнёс лишь с большей злобой:
- Именно. Но я уже давно поклялся, что заставлю заплатить саму принцессу за каждого "шпиона", что я слышал в свой адрес. Я ненавижу их. Я ненавижу эту продажную тварь. И я уверяю тебя, Джалид: в нужный час ты сам увидишь, как и чем она заплатит мне за всё.

О предателях и парадоксах

Чем больше Джалид узнавал о членах своей новой группы, тем больше понимал, как же ему всё-таки с ними повезло. Поистине, и он сам нашёл, и его нашли те, кто действительно не предал бы его и не продал бы ни крохи из того, что он говорил им, сторонникам Ихсана. Рияда, такой же маг, как и Джалид, которой он сразу же объяснил, что её роль будет одной из ключевых на грядущем захвате, непримиримый боец, полный чистейшей, звериной ненависти знаток своего дела Асир, опытный убийца, мастер более джамбий, чем скимитара, способный одним ловким ударом аравийского ножа снести барану рог или же распороть живот, не повреждая внутренних органов... И беззаветно преданные ему братья Салим и Алим, - вот только Джалид как ни пытался, так и не смог запомнить, кто из них хромает на какую ногу. Впрочем, теперь они были готовы подчиняться Джалиду столь же преданно, сколь и Асиру, преданность которому, по его же собственным словам, объяснялась лишь тем, что оба были обязанны ему своими жизнями. И теперь по его же воле они оба были готовы отдать жизни за своего нового господина - аравийского мага.
Джалид прекрасно знал, у кого какая будет судьба, и кому что будет дозволенно. Братья должны будут стеречь пленников, Рияда с Джалидом - сделать всё, чтобы у них ни одной мысли о побеге не осталось, а Асир вполне сможет их запугать и деморализовать, окончательно подорвав остатки их боевого духа, - если они, конечно, у них ещё сохранятся после того, что группа Джалида устроит для них. Почти что идеальный план без единой прорехи. Если бы не одно но - никто из группы, кроме Джалида, ни разу не был во дворце, равно как и не знал, как именно он устроен. Нужна была хотя бы примерная его схема - но как и в качестве кого туда попасть? Пускают ли туда простых заинтересованных в любые дни, кроме торжественных мероприятий? Равно как и никто не знал, как его будут охранять, и кто стража.
По идее Джалида, Асир с братьями должны были под видом простых гостей оказаться на Балу, а затем, так или иначе убедив зал, что лучше им будет покориться новым господам, дождаться появления магов - Рияды и самого Джалида. Но как без особого ущерба можно было бы забросить во дворец даже не одного - троих? Должны быть билеты, но они все были именными, да и стоили недёшево. И если Асир ещё мог сойти за кристального с необычной для них расцветкой, то братья выглядели самыми настоящими аравийцами. Не спасла бы никакая магия, что уж говорить о таких банальных уловках как переодевание или даже фальшивые имена. Следовало добыть билеты другим путём. Но как? Выкрасть? Но где? Убить троих, максимально похожих на Асира и братьев, и выдать их за убитых? Маловероятно, что такие найдутся, да и искать придётся очень долго. Списки получивших билеты держались в строжайшей тайне, а эквестрийская аристократия, основной костяк обладателей билетов, всегда была своего рода закрытым кругом общения для своих. Влиться в такой просто бы не удалось никому, - даже снабди их "Фронтовая Семья" деньгами. Богатство богатством, но знатность - это нечто большее, то, что должно быть в крови. Притворщиков раскусили бы сразу же.
Как Джалиду ни было бы противно это признавать, как он ни старался оттолкнуть от себя прочь саму отступническую мысль о таком, - но он понимал: им бы не помешал некий могущественный союзник в Эквестрии, тот, кто мог бы бывать во дворце достаточно часто, равно как и знать о планах принцесс касательно развлекательных мероприятий в нём минимум на год вперёд - и в то же время беззаветно преданный Аравии и её идеям. Но Джалид понимал, что это невозможно. Все крупные посты в Эквестрии уже давно заняты теми, кому принцессы доверяют как себе, и пытаться переманить их на свою сторону - всё равно, что вырыть самому себе в могилу и похоронить себя в ней заживо. А что до простых эквестрийцев...
Возможно, среди них и были сочувствующие - в чём Джалид сильно сомневался, зная, что этот народ узколоб, ограничен и чтит своих принцесс как богинь, принимая любое их решение как верное и истинное. Возможно, кого-то удалось бы заманить к себе деньгами и красивой ложью о попавшей в беду прекрасной стране с богатейшей, древней историей, дивными богатствами, самобытными идеологией и культурой, прекрасными, таинственными женщинами, - и самое главное - благородными воинами, готовыми умереть за своего Абу, - как позже выяснил Джалид, так вся "Фронтовая Семья" и называла того, кто в своё время и принял его в группировку. Скрыть перед ними всю истинную грязь и подлость войны и убедить, что тут и только тут их примут таковыми, какие они есть. Что Аравия нуждается только в их помощи, и что именно они - те самые герои из старых сказок, способные в одиночку очистить мир от зла. Всё хорошо, если бы не одно "но". Эта сказка прекрасно сработала бы много на ком - на наивных женщинах, на их дочерях, грезящих о принцах, на нереализованных неудачниках, на тех, кто был жесток от природы, но, живя в стране победившей магии дружбы, не мог бы позволить себе выплеснуть свой садизм, на тех, кто ничего не добился и вряд ли добьётся...
На многих. Но только не на тех, кто реально мог бы помочь. И именно поэтому порой Джалиду казалось, что план захвата в самом деле под угрозой срыва.

Поистине, ночь выдалась тяжёлой. Винд Уокер не мог и упомнить, сколько именно он уже не спал. Знал лишь одно - это были минимум сутки. Сутки, в которые он был загружен так сильно, как только мог быть загружен опытный страж и наставник. Глядя пустым, затуманенным дымкой сна взглядом в окно и уже в открытую опираясь на своё копьё, - впервые он позволил себе такую вольность! - Винд Уокер пытался упорядочить все те события, что произошли за эти полтора суток. И каждую секунду он всё сильнее проклинал собственное желание быть частью всего, что бы ни происходило вокруг него. В этот раз оно действительно оказалось ему не на руку.
Утро началось с отчасти чрезвычайного происшествия - двое молодых учеников, к счастью Винд Уокера, не его подопечные, развлекались тем, что кидали друг в друга невесть где украденные боевые копья - и кончилось всё тем, что один попал другому в ногу, сильно распоров кожу. Именно с такими известиями один из подопечных Винд Уокера буквально ворвался в его казарму во дворце. Ругаясь про себя и пытаясь как можно быстрее нацепить на себя свою броню, Винд Уокер тут же послал своего ученика за Си Брайн, ставшей к тому времени придворным врачом, - и заодно прикрикнул на него, что он мог догадаться сделать это и без его помощи. Про себя Винд Уокер сразу же решил, что этот инцидент обязательно найдёт отражение в его личном деле, и он отметит своего ученика как неспособного ориентироваться в стрессовой ситуации. Что никогда не было хорошим качеством для стража.
Облачившись в броню, Винд Уокер отправился на место происшествия. То, что его ученик обратился к нему, а не к капитану, не было для него удивительным, - как ни скрывал Кримсон Щилд, кого он уже скоро изберёт на своё место, любопытные да заметили, чья теперь во дворце фактическая власть над стражами. Все вопросы, касающиеся стражей, теперь решал исключительно Винд Уокер, хотя капитан и фактически постоянно находился во дворце, выкладываясь на полную, чтобы из своего последнего выпуска сделать достойных молодых стражей.

Когда Винд Уокер пришёл в казарму, где и случилась беда, Си Брайн уже забрала и злосчастное копьё, и невезучего ученика с собой - наложить ему повязку. Винд Уокер же приступил к допросу второго. Он спросил у него всё - чья это была идея - кидаться копьём друг в друга, в первый ли это у них раз, где они в принципе нашли копьё... Лишь услышав, что они украли его из оружейной, пока другой страж, её и стерёгший, отсутствовал на посту, и они знали, в какое время он обычно отлучается, потому как к окну дворца в другом конце коридора подлетает его жена, Винд Уокер был очень и очень сильно зол. Двум решившим некстати подурачиться ученикам оставался лишь год до завершения обучения. И потому Винд Уокер даже ощутил особое злорадство, когда объявил ему, что он может собирать как свои вещи, так и вещи раненого друга, - и велел им освободить казарму к ближайшему же вечеру.
В тот же миг проштрафифшийся едва ли не кинулся ему в ноги, умоляя и оставить его, и не докладывать ни о чём Кримсон Щилду, и говорить, что друг сам виноват... но Винд Уокер доходчиво объяснил ему, по каким именно причинам ему не место среди королевской стражи. Что здесь не терпят ни подхалимство, ни неумение признавать свою вину, ни уж тем более попытки переложить её на товарищей. И, оставив незадавшегося молодого стража сидеть на полу на коленях посреди покрытой россыпью побуревших капель крови казарме, Винд Уокер тут же отправился к Кримсон Щилду, - за разрешением уничтожить личные дела двух бывших учеников, равно как и выяснить, почему один из королевских стражей более увлечён своей женой, чем работой.
Кримсон Щилд дал добро, и Винд Уокер, снова вернувшись в казарму, где сидели уже оба бывших ученика, с осолоым удовольствием разорвал их личные дела на четыре части - и протянул им обрывки, сказав, что с ними они могут идти куда хотят. Но перед этим он выяснил и то, когда именно к стражу у оружейной прилетает его жена - чтобы непосредственно его за этим застать и преподнести голубкам небольшой сюрприз.
Это, пожалуй, было невероятно в духе Винд Уокера. Встав так, что в полумраке коридора в зарешеченном окне аожно было бы увидеть лишь его фигуру, он стал ждать, пока подлетит та самая отвлекающая его фактически подчинённого от работы крылатая. И она не заставила себя долго ждать. Лишь заметив его, но не поняв, что перед ней не её муж, она без сомнений отправила ему воздушный поцелуй и стала рассказывать свои нехилые женские хитрости. О том, как маленький сын в школе смог списать целых пять предложений - и наконец-то без ошибок. О том, каких вкусных пирогов она ему напекла, и как она принесла ему кусочек, чтобы ему работалось немного полегче. Поняв, что страж оружейной не только отвлекается, но и занимается на посту не тем, чем нужно, Винд Уокер разозлился окончательно. Он дождался, пока она протянет ему руку с куском пирога сквозь решётку, - и, заставив пирог свалиться на пол, крепко схватил её за запястье.
Она тут же начала кричать, догадавшись, что перед ней был не её муж. А сзади тем временем уже нёсся, покинув свой пост, и сам супруг, услышавший крик своей благоверной. Он был более чем уверен, что с ней произошло что-то нехорошее, - но он явно не ожидал увидеть там именно Винд Уокера. Который, не выпуская руку наивной крылатой из своей хватки, тут же сказал, что в его же, равно как и в интересах его жены, раз за разом вторгавшейся на охраняемую территорию, будет его добровольный уход с должности королевского стража. Недвусмысленно Винд Уокер дал ему понять, что он знает, сколько такое уже происходит, равно как и знает о том, к чему это привело. И, сопроводив поникшего коллегу к Кримсон Щилду, Винд Уокер с чувством выполненного долга отправился завтракать. Денёк предстоял не из простых.
Он даже поморщился, одновременно пытаясь прогнать сон и вспомнить, что именно произошло за это время, но память, так хорошо запечатлевшая то, как всё началось, вдруг отказалась ему повиноваться. Что именно из того, что случалось за последнюю неделю, было хотя бы вчера? Что за мероприятие он стерёг? Показательную программу молодых стражей? Или же это было в начале недели? Военный парад? Возможно, но разве не было ли парада военных в прошлом месяце? Просто очередную встречу принцесс с аристократией? Вполне могло бы быть, они случались с завидной регулярностью. Но что такого особенного было в этой конкретной встрече, что он стережёт её и по сей час, хотя и будучи тут совершенно один? Да и что было перед ней?
Винд Уокер широко зевнул, глядя на лучи утреннего солнца. Что бы ни было за его спиной, что бы ни происходило за закрытыми дверями, он больше всего желал, чтобы это закончилось поскорее. Ему так и не удалось поспать, всё утро решая рутинные вопросы, весь день - работая с подопечными, а весь вечер и ночь - стоя здесь в гордом одиночестве. И больше всего сейчас ему хотелось лишь одного - спать.
"Нельзя. Нельзя!" - буквально повторял себе Винд Уокер, цепляясь разумом за ускользающую реальность. Но что-то словно демон из Тартара тихо шептало ему на ухо, что ничего не случится, если он поспит всего пару минут, что он заслужил это, что никто не выдержал бы такой нагрузки, как он, будь это хоть трижды тренированный королевский страж. Сон необходим всем, и глупо отрицать это. И потому Винд Уокер решил, что отчасти покорится этому чувству. Нет, спать он не будет. А вот дремать - запросто.
Винд Уокер опёрся обеими руками на своё копьё и уткнулся в свои же руки головой. Наконец-то глаза закрыты - такие сладкое, почти позабытое чувство... Мысли Винд Уокера порождали то, до чего он в обычном состоянии никогда бы не додумался, но ход их в тот момент казался ему одновременно логичным и странным. Всё вокруг таяло в белой дымке. Поняв, что тут что-то не то, что он ошибся, Винд Уокер попытался было стряхнуть с себя остатки сна, - но уже было слишком поздно. Он так и стоял, опёршись на копьё, но сейчас он был всецело во власти сна. Он спал, будучи не в силах ни проснуться, ни видеть незваного гостя, ни слышать его шагов. Вайлет Мантл, его главный конкурент, впрочем, уже давно решивший, что в бытии стражем куда больше плюсов, чем в бытии капитаном, сейчас шёл по своим делам, одетый в самую простую сиреневую тунику и чёрные штаны с высокими сапогами. В его светлых волосах с топорщащейся чёлкой проглядывала одна фиолетовая прядь, а из-под рукава туники высовывался край его метки - развевающийся фиолетовый плащ на заднем плане и два скрещённых копья на переднем. Он шёл по своим делам, не рассчитывая встретить здесь давнего знакомого. И именно поэтому он не смог сдержать удивлённого возгласа:
- Винди? - спросил он и машинально хлопнул его по плечу.
Но спящий Винд Уокер не мог ему ничего ответить. Шумно вдохнув и что-то промычав, он почему-то шатнулся вперёд - и в тот же миг со всего размаху, громко лязгнув бронёй, свалился на пол, едва не задев Вайлет Мантла. Его копьё тут же упало с грохотом перед ним. Но даже всё это не разбудило Винд Уокера, чьи веки, впрочем, дрогнули - но ровно на секунду. Он так и остался лежать лицом вниз на холодном мраморном полу, явно не особо воспринимая окружающую обстановку.
Вайлет Мантл не на шутку испугался. Что если его старому другу сейчас просто-напросто плохо? Что если он потерял сознание и сейчас, падая, разбил себе лицо или же... что-то сломал? Нет, медлить не стоило ни секунды. Развернувшись, Вайлет Мантл едва ли не побежал прочь, назад, за капитаном. Только он мог бы помочь и понять, что произошло.
Медлить не стоило ни секунды, а решение пришло в голову в тот же миг. Создав обеими руками заклинание телепортации, Вайлет Мантл моментально исчез в светло-сиреневой вспышке - исчез для того, чтобы возникнуть с треском в казарме капитана.
- В казарму, Вайлет Мантл, - тут же начал выговаривать ему капитан, отошедший от неожиданности появления своего подчинённого, - телепортироваться можно только по особым случаям! Что у вас?
- Винд... Уокер... - выдохнул Вайлет Мантл, которому телепортация всегда давалась тяжело. - Не знаю, что с ним, то ли спит на посту, то ли сознание потерял... Не знаю, на него ни то, ни другое не похоже, но он при мне упал лицом вниз, - поспешно добавил страж, увидев гримасу недоверия на лице капитана.
- Хорошо, - неожиданно сказал Кримсон Щилд. - Оставайся здесь. Я должен увидеть это своими глазами.

Возможность воспринимать реальность возвращалась поистине мучительно и медленно, буквально выдёргивая измученный разум из пелены отдыха и незнания. Винд Уокер уже хотел было лишь принять чуть более удобную позу для сна, как в тот же миг некто резко и решительно снял с него шлем и приподнял его за волосы - подобно тому, как солдаты поднимают трупы. А затем он услышал такой резкий и такой знакомый голос:
- Спать на посту, Винд Уокер, - поинтересовался капитан, - по-вашему, соответствует правилам поведения королевского стража?
Сонливость исчезла в ту же секунду. В тот же миг Винд Уокер вскочил на обе ноги и, даже не заботясь о том, чтобы пригладить свои растрёпанные от того, что с него весьма резко сняли шлем, волосы, уставился на своего начальника, отчётливо ощущая, как растёт пропасть неравенства между ними. И рост этот был явно не в пользу Винд Уокера. Он молчал, понимая, что ему нечего сказать в своё оправдание. А капитан тем временем продолжал:

- Ты спишь на посту, Винд Уокер, во время переговоров с Мэйританией! Ты в курсе, что это за государство? Отвечай!
- Суверенное государство юго-восточнее Аравии, - заученно начал говорить Винд Уокер. - Позиция по отношению к Эквестрии - нейтральная, но, тем не менее, они торгуют с Аравией, поставляя им оружие и золото и покупая у них ткани и драгоценные камни. Мирные отношения с Мэйританией позволили бы Эквестрии обзавестись мощным союзником в борьбе с аравийской гражданской войной.
- Теперь ты понимаешь, что ты наделал? - поинтересовался Кримсон Щилд. - Ты показал своё неуважение нашим почётным гостям. Тебя могли увидеть в любой момент, и счастье, что не увидели. Поэтому и только поэтому я оставляю за тобой пост королевского стража... но не думай, что ты так легко отделался, - поспешно добавил он. - Я давно хотел закончить и с твоим самодурством, и теперь, как выяснилось, с твоей безответственностью. Думаешь, власть равносильна безнкказанности? Думал, что сможешь играть только по своим правилам, не беря никого в рассчёт?
- Я так не думал, сэр, - решил до последнего отрицать очевидную правду Винд Уокер и больше всего жалея, что, видимо, где-то допустил ошибку, перестав быть достаточно скрытным. А капитан тем временем пристально уставился на него:
- Я снимаю твою кандидатуру, Винд Уокер. Новым капитаном будет Вайлет Мантл. К слову, так кстати заметивший тебя и напугавший меня тем, что ты потерял сознание. Пойду обрадую его этими двумя вещами. А тебе же советую забросить свои привычки самодура и продолжать дежурство.
С этими словами капитан протянул Винд Уокеру его шлем, - и, едва лишь он взял его, развернулся и чеканным шагом пошёл прочь, назад, в свою казарму. А Винд Уокер так и стоял на месте, будучи не в силах даже надеть шлем. Да, о него капитально вытерли ноги. Никто не будет уважать без пяти минут капитана, так глупо лишившегося своей должности, давшей ей уплыть из-под носа. Но Винд Уокер винил в этом не себя. И не свою работу. И даже не Кримсон Щилда. В произошедшем был виноват лишь один - подсидевший его Вайлет Мантл.
Винд Уокер вцепился в свой шлем до хруста в костях. Не зря он ранее хотел убрать этого добросердечного выскочку. И зря, очень зря он, не видя в нём помеху, решил даже под него не копать. В конечном итоге, это лишь вышло ему же самому боком. Может, по наивности, может, и сам того не желая, но Вайлет Мантл забрал у Винд Уокера его мечту, дело всей его жизни, его репутацию и просто причину просыпаться по утрам. И сейчас Винд Уокер отчётливо знал одно: уже скоро он отплатит ему тем же.

Пир во время чумы

Это было одновременно самое пышное и самое скромное празднество из всех, что только можно было себе вообразить. Вайлет Мантл, новый капитан королевской стражи, арендовал под собственный праздник целый ресторан - хотя в этом не было совершенно никакой необходимости. Это было сделано лишь за тем, чтобы в зале не оказалось посторонних, - он понимал, что праздник стражей - особое мероприятие, лишние на котором могут как помешать, так и сами почувствовать себя некомфортно. Рядом с выпивающими, вечно откалывающими скабрезные шуточки и громко смеящимися над ними стражами находиться смог мало кто. Поэтому и только поэтому новый капитан пошёл на этот шаг.
На столе на самом деле было всё - Вайлет Мантл не поскупился, заказав, наверное, годовые запасы еды в ресторане. Супы и салаты, вино и соки, выпечка и молоко... Всё лежит на дорогой посуде, перед каждым лежат роскошные столовые приборы, а официанты буквально сбились с ног, подбегая то к одному, то к другому, чтобы принять у них заказ и доставить его побыстрее. Входить в конфликт с королевскими стражами захотел мало бы кто.
Здесь были только свои - никого нового или лишнего. Во главе стола сидел сам Вайлет Мантл, сейчас увлечённо поглощавший пирог. Пафосной брони капитана на нём сейчас не было, равно как и не было брони на остальных присутствующих. Все стражи единогласно решили, что с них довольно этого официоза - хватило и на официальном банкете, на который, как им казалось, пришла каждая более-менее знатная собака. Тогда всем приходилось держать лицо и вести себя так, как они всегда и вели себя на работе. Здесь же всё было совсем не так. Место слева от нового капитана было свободно, а справа сидел он - тот, кто должен был быть во главе стола изначально.
Винд Уокер с силой сжимал вилку, ненавидящим взглядом буравя стол. Он раз за разом вспоминал предшествовавшие этому пиру события и понимал, что никогда в жизни он не чувствовал себя так сильно униженным и растоптанным. Никто, вопреки его опасениям, ни разу не упрекнул его потерей статуса кандидата в капитаны - все решили, что он знал всё и так, а его самодурские привычки были лишь чертой характера, но не проявлением собственной власти. Но Винд Уокеру было достаточно того, что о том, что произошло по-настоящему, знает он сам, - и одно лишь это осознание выводило его из себя. Он более не хотел быть стражем совершенно, понимая, что участь его здесь... даже не серого кардинала. Комнатной цепной собачки, этакого карманного Цербера. Выглядит властно и грозно, способен всем показать, кто тут главный... и всё ради того, чтобы вечно подчиняться, быть вечно ведомым, ведомым тем, кого он сейчас по меньшей мере просто ненавидел.
И только из-за этого Винд Уокер начал делать, по сути, маленькие шажки к тому, чтобы развалить всё то, что так долго строил. Он перестал показывать свою властность и ответственность, и то, что его видели спящим на посту, было скорее обыденностью, а не исключением. Он отказался ото всех своих учеников, сказав, что его не заботит, как они закончат школу, равно как и закончат ли. В конце концов, он раз пять минимум сломал собственные совершенно новые копья, - сделал всё, чтобы так или иначе нарваться на открытый конфликт и в лучшем случае быть выгнанным из стражи с позором.
И, возможно, отчасти именно поэтому его так раздражало то, что неконфликтный и мягкий Вайлет Мантл каждый раз оправдывал его и даже наоборот - возвышал его, принижая себя на его фоне.
Наверное, не было того, что не раздражало бы Винд Уокера в Вайлет Мантле. Его некофликтность. Его удача. Тот факт, что он чувствовал себя виноватым за то, что подсидел его. Сама его идея об утверждении должности первого заместителя капитана королевской стражи и даже нарисованные его женой-художницей эскизы брони для этого заместителя, которая, если бы Винд Уокер дал бы добро на эту идею, выглядела бы ещё более эффектно, чем броня самого капитана. Каждая идея нового капитана, всеми силами пытавшегося загладить свою вину, не вызывала у Винд Уокера ничего, кроме желания свернуть новому капитану шею, разбив ему перед этим лицо в кровавую кашу и отрубив кисти рук по локоть, предварительно раздробив ему кости в этих самых руках. Но Винд Уокер знал, что заплатит за свой поступок Вайлет Мантл не сам. За это очень дорого заплатят другие.
Наверное, от одной мысли об этом у Винд Уокера ощутимо перекосилось лицо, потому как в тот же момент Вайлет Мантл отвлёкся от пирога и обеспокоенно взглянул на него.
- Слушай, Винди... Давай поговорим начистоту?
- О чём ты? - как можно спокойнее спросил Винд Уокер. А Вайлет Мантл лишь тяжело вздохнул и, опустив на тарелку кусок пирога, который он до этого держал своей светло-сиреневой магией, внимательно посмотрел на него:
- Знаешь... ты раньше был не таким. Тебе сейчас словно в прямом смысле крылья отрезали, и я вижу, что тебе здесь крайне неприятно. И я хотел сказать это прямо сейчас, хотя говорил и не раз... Прости меня, Винди. Я тогда на самом деле хотел как лучше, но вышло, как видишь, как всегда. У меня и в мыслях не было ни подсиживать тебя, ни портить тебе карьеру... И ты же видишь, я готов тебе помочь в продвижении, я хочу, чтобы ты дальше мог работать там, где тебе нравится. В месте, на алтарь которого ты отдал всю свою жизнь с самого детства. Я действительно хочу, чтобы ты был моим первым и единственным заместителем. Знаешь, я... я даже готов Кодекс Королевского Стража немного изменить и отказаться от ряда своих полномочий в твою пользу. Всё, что я буду делать, - просто красиво стоять и для вида - разводить парадные расчёты на праздниках. Фактическая же власть будет твоей. Извини, но я в самом деле не могу тебе сейчас передать пост капитана, как бы ни хотел. Это будет возможно только через пятнадцать лет, а эту традицию я уже изменить не смогу. Но обещаю, если ты дождёшься, я с радостью уйду и оставлю должность тебе. У меня нет и не будет других кандидатов. А ещё... ты же знаешь, Винди, я рассказывал, что я на самом деле устал от этого всего. Эта должность мне как снег на голову. Я вообще увольняться хотел, свою семью вообще не вижу, младший сын так вообще меня, как я возвращаюсь, не узнаёт... Вот клянусь, Селестия мне свидетель, я уйду через пятнадцать лет. Только прошу, не злись, Винди.
Больше всего Винд Уокер хотел рявкнуть ему, чтобы он засунул свои подачки в задницу как можно глубже и постарался их впредь оттуда не доставать, - но он решил сдержаться. Не стоит вмешиваться в дискуссию и высказывать Вайлет Мантлу всё то, что он думает о его словах. Через пятнадцать лет Винд Уокеру будет пятьдесят три - совсем почтенный возраст для стража. К тому моменту ему эта должность будет совершенно не нужна - с сорока пяти страж имел право уйти в отставку, и в своё время Винд Уокер решил для себя, что воспользуется этой возможностью - лишь для того, чтлбы греться в лучах былой славы и наслаждаться жизнью всецело. Возможно, даже завести себе молоденькую содержанку из числа тех, кому понравится быть близкой к отошедшему от дел герою. А новый титул ещё и скуёт его по рукам и ногам на следующие пятнадцать лет, за которые Винд Уокер окончательно превратится в дряхлого, немощного старика, неспособного даже поднять копьё с первого раза.
Равно как и не хотелось ему быть собачкой и жрать подачки с барского стола нового капитана. Всё же, именно такой собачкой он сейчас и был. Пусть был и любимой собачкой. Собачкой, которой хозяин готов не просто косточку бросить, но отдать своё блюдо целиком - ешь, не подавись. Всё равно должность капитана стражи была, есть и будет почётнее должности хоть наипервейшего из всех самых первых его заместителей. Винд Уокер слишком устал от бытия серым кардиналом.
И, возможно, именно поэтому высказал он совсем другое.
- Ты чего? - с совершенно искренним удивлением спросил он. - Я ни о чём таком не думал.
- Ну... ты спишь на посту... - начал было Вайлет Мантл, но Винд Уокер его перебил:
- Ну да, о чём, по правде говоря, сожалею. Видимо, усталость накопилась, не тот я уже, что раньше. Наверное, в отпуск надо уйти на время...
- Будет тебе отпуск! - горячо заверил его Вайлет Мантл. - Уходи на сколько хочешь, я тебе его оплачу и даже подниму зарплату. Ты действительнт выкладываешься как никто другой. Но... всё-таки что-то с тобой не то. Ты уже полчаса смотришь на стол как на врага!
Винд Уокер криво усмехнулся - и в тот же момент с его губ сорвалась чистейшая, абсолютная ложь, которой он и собирался оправдать свой уход с пирушки. Момента более подходящего вряд ли удалось бы дождаться.
- А он отчасти и есть мне враг, Манти. Проклятье, я съел три пирога, две порции салата и выпил половину графина вина! Я даже не уверен, что до дома долететь смогу...
- Тогда иди домой, конечно же! - обеспокоенно сказал Вайлет Мантл, коривший себя за то, что не смог вовремя остановить своего давнего друга. - Мы ещё немного посидим и тоже пойдём. К тебе потом зайти?
- Как хочешь, - пожал плечами Винд Уокер, вставая из-за стола. Никто, кроме нового капитана не заметил или же не обратил внимания на его уход - все были либо слишком пьяны, либо увлечены своими беседами. Тем не менее, Винд Уокер всё равно помахал им рукой и, огибая стол, быстрым шагом и нарочито держась за живот, вышел из ресторана. Он вовсе не собирался отправляться домой. Его путь лежал совсем в другое место.
Хорошо, что добрая мразь Вайлет Мантл был невероятно невнимателен и заметил лишь злобу, но не торжество во взгляде Винд Уокера. Хорошо, что по той же причине, равно как и по причине того, что еда его увлекла больше, чем то, что творилось у него под носом, он не заметил, что Винд Уокер не ел и не пил того, что он ему сказал. За всё то время, что они просидели в ресторане, он сжевал лишь один-единственный лист салата - и то через силу. Собственное горе, смешанное с желанием отомстить, питало его получше любой еды. И хорошо, что никто не заметил самого главного, - того, что за пояс Винд Уокера, тщательно скрытый его серым свитером, было спрятано самое настоящее оружие - кинжал, лезвие которого было покрыто серебром, а рукоять с выгравированными на ней инициалами владельца - золотом. Красивое оружие. Которое Винд Уокер, уже воспаривший под облака, намеревался уже сегодня пустить в ход, ослеплённый своей злобой.

- Винди? - удивлённо спросила Сатин Мантл, открывая дверь. - Несколько неожиданно даже. Я тебя не видела уже полгода!
- Меня Манти прислал, - соврал Винд Уокер, беспечно улыбаясь. - Мы там всё ещё сидим, а он жаловался, что, мол, не видит тебя давно. Чувствует, что в чём-то виноват, будто бы что-то не так сделал, думает, что тебя недостоин... Вот и прислал меня с этим, - нёсся Винд Уокер на порыве собственной лжи как на порыве ветра и протянул Сатин небольшой, но, как он знал, невероятно вкусный, по её мнению, торт. Наивный Вайлет Мантл в своё время рассказал тому, кого сыитал своим другом, и это...
- А я как раз хотела за сладким идти, - улыбнулась жена нового капитана. - Мы в это время всегда пьём чай. Не хочешь к нам присоединиться?
- С удовольствием, - улыбнулся ещё шире Винд Уокер.
Хозяйка посторонилась, впуская гостя в дом. Идя только вперёд и не смотря по сторонам, Винд Уокер даже непроизвольно чуть приподнял вверх собственные крылья, которые то и дело задевали узкие стены коридора. Неприятное ощущение, когда тебе так ерошат перья. Винд Уокер действительно был в этом доме давно, но, как он понимал сейчас, он не забыл ни одной его детали. Та же светло-жёлтая краска на стенах, те же окна без стёкол, но с плотными занавесками и ставнями, тот же обшарпанный стол, за котором сейчас сидело трое детей Вайлет Мантла - две девочки, маг и земная, как его жена, и один его маленький сын-маг. Все они увлечённо доедали свой нехитрый ужин и даже не сразу заметили то, что в обеденной они не одни.
- А что мы должны сказать, когда к нам приходят гости? - поинтересовалась у них Сатин Мантл. В тот же миг дети оторвались от тарелок и внимательно уставились на Винд Уокера:
- Здравствуйте! - фактически в один голос протянули они. И в тот же миг одна из девочек протянула матери тарелку:
- Я поела, мам! - гордо заявила она.
- Умница! - похвалила её Сатин. - Завари чай дяде, который работает с папой, а я пока что помою тарелку.
Но Винд Уокер не собирался садиться, хотя девочка и отодвинула специально для него заботливо стул, на котором явно в редкие моменты своего пребывания дома сидел глава семьи. Машинально он нащупал под свитером холодную рукоять кинжала - и понял, что идеальнее момента для убийства и быть не может. Сатин ушла в маленькую кухоньку, отгороженную от обеденной занавеской. Именно там он и планировал лишить жизни её саму - а потом перерезать детей Вайлет Мантла, перерезать так, как аравийцы режут баранов на каждый значимый для них праздник.
Вайлет Мантл лишил Винд Уокера мечты - Винд Уокер лишит его того, что ему дороже жизни.
Думая лишь об этом, Винд Уокер кивнул детям, словно бы в знак извинения, и уверенно проскользнул за занавеску. Сатин, явно не замечавшая его, в тот момент старательно намывала кастрюлю обеими руками, напевая себе под нос какую-то незамысловатую песенку.
- Часто Манти бывает дома? - поинтересовался Винд Уокер.
Сатин вздрогнула от одного звука его голоса - всё же, Винд Уокер несколько застал её врасплох. Но она очень быстро взяла себя в руки. Не отрываясь от кастрюли, она тяжело вздохнула:
- Редко, Винди. Очень редко. В последний раз был... знаешь, иногда мне даже кажется, что я более замужем за его друзьями, чем за ним самим. Восемь, что ли, месяцев назад. Одно радует - то, что вы, стражи, поддерживаете его, да и нас тоже. Я же простая домохозяйка, казалось бы, кому я нужна? Нет, вы словно бы понимаете, что мне тяжело одной тут с детьми, постоянно заходите... За что я, признаться, очень благодарна. Вы все так добры к на...
Сатин хотела было продолжить свою речь, полную благодарности к друзьям своего мужа, - но не успела, потому как в тот же момент её бок пронзила сильнейшая боль. Женщина хотела было закричать от неё и начать звать на помощь, но в тот же миг рука Винд Уокера намертво зажала её рот, заставив её запрокинуть голову и бешено задышать, в отчаянии хватаясь за жизнь. Сатин чувствовала, как из пробитой печени вытекает кровь, окропляя собой и пол, и орудие убийства в её боку, как жизнь покидает её по капле, - но сделать она всё равно ничего бы уже не смогла. Винд Уокер, крепко сжимавший её подбородок, чувствовал, как жилка на её шее бьётся всё медленнее и медленнее. Меньше минуты понадобилось на то, чтобы это биение прекратилось и вовсе. Сатин Мантл умерла, так и не успев осознать ни того, что произошло, ни даже того, за что её убили.
Отточенным движением Винд Уокер вытащил из её тела свой кинжал и, отшвырнув от себя убитую, вошёл назад, в столовую. Дети уже ждали и его, и свою мать, - у двоих из тех, кто не отдал Сатин тарелки, были уже в руках грубо отрезанные, массивные куски купленного Винд Уокером торта, - они явно заждались свою убитую только что мать, но, лишь заметив взрослого, они посмотрели на него не без доли вины - и удивления.
- А где мама? - тоненьким голосом спросил сын Вайлет Мантла, отчего-то до омерзения похожий на своего папашу. - Мы поели, а её нет...
- Хочешь увидеть её, мелкий? - поинтересовался Винд Уокер. - Мама решила спрятаться, но я готов помочь тебе её найти.
- Уууууу, прятки! - восторженно протянула одна девочка.
- Дядя... - неожиданно поинтересовалась другая. - А что у вас в руке? Это нож? А почему он весь красный?
У Винд Уокера окончательно исчезла возможность притворяться милосердным и беспечным. Накопившиеся злоба и ненависть требовали своего жестокого выхода. Он колебался ровно секунду - не знал, с кого из этих излишне любопытных отродий ненавистного ему бывшего коллеги начать. И, лишь вспомнив о том, с какой особой теплотой Вайлет Мантл говорил о своём сыне, Винд Уокер решил, что начнёт с него.
Он действовал молниеносно, схватив свою жертву одной рукой за грудки и с силой вбив кинжал прям в грудь мальчика, туда, где находится сердце. Высвободив кинжал из тела своей жертвы, убийца решил, что дальше стоит расправиться с девочкой-магом, которая теоретически могла представлять определённую угрозу. Пнув её так, что она, крича от боли, отлетела в сторону и так и осталась лежать на спине, Винд Уокер склонился над ней - и решительным движением перерезал ей горло. Россыпь мелких красно-бурых капель тут же окропила его одежду, но ему было на это наплевать. Он уже было распрямился, чтобы расправиться с последней дочерью, - но она уже стояла позади него наготове, выставив в его сторону вилку на манер оружия:
- Не подходите ко мне! - заливаясь слезами, выкрикнула она в отчаянии. - Я... я буду защищаться!
Но Винд Уокер лишь рассмеялся от одной этой тщетной попытки защититься. Никогда в жизни он не чувствовал себя настолько могущественным, настоящим вершителем судеб. Он смеялся всё время. Смеялся, когда сделал в её сторону ложный выпад и, дождавшись, пока она своей вилочкой попытается парировать его, вцепился ей в руку. Смеялся, пока медленно и мучительно, под звуки её плача, вскрывал ей ножом вены, говоря ей сквощь злобный смех о том, что она должна была сделать это задолго до его прихода. Смеялся он и тогда, когда разрезал ей ножом сустав на второй руке, прежде чем вскрыть вены и на ней, - равно как и тогда, когда её тело, залив фактически весь пол её невинной кровью, дёрнулось в предсмертной агонии в последний раз, издав долгий предсмертный хрип.
Пелена ненависти и мрачного веселья растворилась с этим хрипом в одночасье. Не разжимая руки, в которой он держал нож, Винд Уокер посмотрел на себя. Вся одежда в крови. Руки трясутся. А, вглядевшись в своё отражение в лезвии кинжала, Винд Уокер даже вздрогнул. Никогда в жизни он сам у себя не видел столь безумного, полного желания поглумиься взгляда.
Содеянное рухнуло ему на плечи словно самое тяжёлое бремя. Только сейчас он осознал, что натворил. То, что он сделал, - не порча личного дела, которое ваегда можно переписать. Не подсиживание, после которого выгнанные могли бы попробовать себя в чём-то другом. Он теперь жестокий преступник. Убийца, чьими жертвами стали беззащитные женщина и дети. И теперь ему нет дороги назад. Своими руками Винд Уокер, ослеплённый жаждой мести, лишил себ всего.
- Что я наделал... - прошептал он, не сводя глаз со своего отражения в кинжале, и в тот же миг сорвался на крик. - Что я наделал!
Действовать следовало незамедлительно. Вайлет Мантл мог вернуться домой в любую минуту - и застать того, кого хотел видеть своей правой рукой, на месте преступления. Вот только не быть более Винд Уокеру правой рукой капитана королевской стражи. Равно как и не быть в королевской страже вообще. Только что он лишил себя этого сам, - и вину следовало заглаживать незамедлительно.
Выбравшись из окна, Винд Уокер взмыл в небо - и тут же полетел вперёд с невероятной скоростью, пронзая облака и оставляя за собой серо-синий след. Вперёд, только вперёд, ибо дороги назад не существует! Вперёд, на юго-восток, в Аравию, где вечно идёт война! Для себя Винд Уокер видел только один шанс закрасить в глазах Эквестрии совершённое им преступление. Перекрыть его таким, после чего ни у кого язык не поднимется осудить героя. Пожалуй, да. С бешеной скоростью Винд Уокер летел в Аравию лишь затем, чтобы обезглавить "Фронтовую Семью", - ни больше, ни меньше.

Эквестрийская база в Аравии, приземистое тёмное здание шестиугольной формы, внешне выглядела совершенно неприветливо, но Винд Уокера не могло смутить ни ощущение этой недоброжелательности, ни сам её внешний вид. Он готовился к визиту, решив сделать небольшую передышку, лишь только пересёк аравийско-экыестрийскую границу. Позаботился о том, чтобы выглядеть жертвой, но никак не убийцей. Осторожно, одним лишь кончиком лезвия своего кинжала, он нанёс сам себе лёгкие раны, почти что просто царапины в тех местах, где на одежду попала кровь его жертв. А сажа от разведённого неподалёку от того места, где он сделаь привал, костра, отлично походила на следы от якобы применённой против него магии. Оттерев ей же от крови клинок, Винд Уокер снова посмотрел на себя тогда в его лезвие. Да, теперь он в самом деле выглядел как просто напуганный представитель эквестрийской диаспоры в Аравии, но не как тот, кем был на самом деле.
Двери базы неожиданно открылись, и из них в окружении нескольких закованных в броню военных вышла группа. Большая группа - явно ночной патруль, тоже в броне, но в куда более лёгкой. А во главе их - некто в броне с кучей зарубок на ней, явно изображающих убитых илм взятых в плен аравийцев. Судя по их количеству, такой воин явно мог иметь определённый вес...
- Кто вы? - тут же спросил он, уставившись на Винд Уокера.
- Меня зовут Лайтнинг Трейс, - назвал Винд Уокер первое пришедшее ему в голову имя, имя то ли кого-то из стражи, то ли одного из тех учеников, кои играли с копьём, пока один не поранил другого. - Я из эквестрийской диаспоры... точнее, я был там некогда, - решил он на ходу сгустить краски. - На нас напала "Фронтовая Семья" несколько месяцев назад, и меня взяли в плен. Они угрожали моей семье, что убьют меня, меня пытали, но семья смогла собрать деньги и выкупить меня. Меня отпустили. Но мне некуда идти. Моё поселение захватили буквально за сутки до того, как я должен был туда добраться...
Военные переглянулись. Судя по их сочувственным, но растерянным взглядам, в легенду его они явно поверили. Но что с ним делать дальше, - они не знали. Один из них легонько толкнул локтем другого, и тот тоже осторожно поинтересовался:
- И что ты хочешь делать?
- Теперь я хочу быть добровольцем, - тихо сказал Винд Уокер. - Мне некуда идти. Моё поселение захвачено. Мои родные, скорее всего, убиты. Я хочу просто воздать "Фронтовой Семье" по заслугам.
- Похвальное желание, - ответил тот самый маг с зарубками на броне. - У нас как раз на днях товарища захватили в плен. У нас остался один комплект его формы, он тоже крылатый был, думаю, тебе подойдёт. Но пока что мы не возьмём тебя никуда, понятное дело. Лучше иди, поспи. Спальни у нас на первом этаже, тебя проводят, скажи, что ты от коменданта. А как выспишься, - иди на второй этаж. Там, в конце коридора, мой кабинет. Вот и потолкуем.
Винд Уокер лишь кивнул, - но его собеседнику более было совершенно не нужно. Махнув группе рукой, он уверенно повёл их вперёд, в предрассветную дымку. Что же, пока что всё начиналось очень хорошо. Его приняли, его тут не знают, Аравия от Эквестрии весьма и весьма далеко, очень навряд ли, что его решат искать здесь, если, конечно, и будут искать, а не свернут поиски за тщетностью и бессмысленностью их. То, что в Эквестрии убийств не было минимум лет тридцать, если не в два раза больше, равно как и то, что он не просто убил, - он поглумился как минимум над одной из своих жертв, убивая её, - Винд Уокер совершенно позабыл. Равно как он не знал и то, чтт фактически убитый горем Вайлет Мантл вместе с принцессами уже побывали на месте преступления, и убийцу они не могут найти только потому, что он был не магом, отследить которого было бы проще простого. Однако Винд Уокер оставил одну крошечную улику - оставил тогда, когда шёл по коридору в кухню Сатин Мантл. Это было крошечное серое перо из его крыла, немо указывавшее на убийцу, - но, к огромному сожалению, не на то, где его искать.
Но Винд Уокер не думал об этом. Пока что всё складывалось для него идеально. Оставалось лишь закрепить успех. Любой ценой.

Свечи огонь

Голос коменданта прозвучал как удар грома в почти что абсолютной тишине:
- Итак, бойцы! - рявкнул он, оглядывая всех присутствующих. - Поступила информация о том, что Абу сегодня в полночь будет в пяти километрах от нашей базы. С ним - небольшая группа самых элитных воинов, не более пяти.
Все присутствующие загадочно переглянулись, а Винд Уокер даже отложил карты, в которые он играл с небольшой группой военных, не забыв на всякий случай повернуть эти карты рубашкой вверх и прижать их рукой. Мало ли, что. Проигрывать столь удачно начатую патрию ему совершенно не хотелось, хотя на кону и не стояло ничего серьёзного. Так, по одному золотому с каждого игрока. Тем не менее, выиграть в пятый, вроде бы, раз было бы вполне себе неплохо. А комендант тем временем решительно махнул рукой, сотворив некое в ту же секунду растворившееся заклинание. В этот раз голос его звучал не без доли странной отрешённости - словно бы ему не хотелось это говорить.
- Это шанс, который нельзя упустить, мальчики. Шанс, который выпадает только раз. Мы и только мы можем этой же ночью обезглавить "Фронтовую Семью". Никакой другой гарнизон не сумеет оказаться здесь так быстро, как мы, равно как и никто не знает этих мест так хорошо, как мы. А потому - на базе сегодня останется только ночная стража. Мы выступаем полным составом, мальчики. С этими фронтовыми бандитами пора кончать раз и навсегда.
Комендант уже было развернулся, чтобы уйти, лишь только он окончил свою речь, но тут его окликнул Винд Уокер, уже вставший из-за стола:
- Идут абсолютно все, сэр?
- Разумеется, - вскинул брови капитан. - Да, тебя, Лайнтинг Трейс, это тоже касается. А ну марш за бронёй!
Винд Уокер лишь пожал плечами и одним махом положил свои карты обратно в колоду, несмотря на слабые протесты тех, кто только что играл вместе с ним. Хотя, впрочем, протестовать не было времени - все солдаты уже начали расходиться по своим казармам, чтобы облачиться в броню, и те, с кем он играл, не были исключением. Слово коменданта было законом. А то, что сегодня ночью они могли раз и навсегда избавить самую большую аравийскую преступную группировку и от элиты, и от главаря, и вовсе воодушевило их. Всем не хотелось мешкать ни секунды.
Вместе со всеми Винд Уокер шёл к своей казарме, кою делил с ещё тремя солдатами, за бронёй. В своё время комендант оказался прав - броня того бедолаги, что попал в плен к аравийцам, подошла ему просто идеально - лишь немного был тесноват нагрудник. Но, определённо, она ему нравилась больше напыщенной, ничего не защищающей и лишь красиво выглядящей брони королевских стражей... которую он, вне сомнения, изменил бы, не встань Вайлет Мантл на его пути.
Оттолкнув от себя мысли о собственном тёмном прошлом, Винд Уокер, не дожидаясь тех, с кем и жил вместе, уверенно открыл оставленную им же самим не запертой дверь в казарму. Здесь всё было куда больше и в то же время проще, чем в казармах стражей. Четыре самых простых кровати - и четыре массивных шкафа с бронёй. Всё, ято по мнению военных было лишним, они давным-давно вынесли за пределы казарм, ещё строя базу. Но не сказать, что Винд Уокера это пугало или же что это казалось ему неудобным. Он умел привыкать и не к такому. Хотя и вынужден был признать, что уже давным-давно не ощущает почвы у себя под ногами - с того самого дня, как его подсидели.
Военные глупы, обмануть их оказалось проще простого. Винд Уокер в красках расписал коменданту, как прекрасна была жизнь в его якобы родной деревне, которую потом захватила "Фронтовая Семья", угнав перед этим часть мужчин в рабство - во время своих многочисленных налётов. Рассказал и о том, что видел якобы на невольничьем рынке, сделав из членов "Фронтовой Семьи" отъявленных насильников и безнравственных, способных лишь махать оружием бандитов, да ещё и не брезгующих наркотиками, кои в Аравии хоть и попали под запрет с восхождением на трон Ихсана эль-Асвада, но желающие да знали, где их найти. Соврал он и о том, как якобы его унижали, били его и издевались над ним, заставляя его убирать результаты собственных кровавых оргий с наложницами-эквестрийками, равно как и о том, что чудом ему удалось связаться с семьёй и сказать им, кому и сколько им надо заплатить, чтобы он обрёл свободу. Конец у его чистейшей лжи был печален - хоть за него и якобы заплатили, возвращаться ему было особо некуда. Буквально спустя сутки после того, как его выкупили, деревня перешла под контроль "Фронтовой Семьи" - а это означало, что большинство эквестрийцев, проживавших в ней, было либо убито, либо угнано в рабство...
Отвратительнейшая, построенная лишь на игре на чувствах ложь. Но комендант поверил в неё, поскольку его видение "Фронтовой Семьи" совпадало с той картинкой, что обрисовал ему Винд Уокер... или, как все называли его, Лайтнинг Трейс. И только поэтому его и приняли на базу - сначала на правах раненого, а лишь потом - на правах военного. Хотя, признаться, Винд Уокер и был несколько разочарован. Его не ставили в патрули, явно его жалея. Его не посылали бомбить города с другими крылатыми с других баз. Он вообще ничего не делал. Лишь сидел безвылазно на базе, коротая время за игрой в карты, - по сути, единственным своим развлечением.
Уверенным жестом Винд Уокер распахнул шкаф и уставился на свою броню - настоящие рыцарские латы с защитой для крыльев и ножнами для кинжала, впрочем, бывшими немного излишне большими для его наградного оружия, того самого орудия убийства. Пожалуй, это был его последний шанс проявить себя, равно как и затереть то, что он наделал. Он и только он должен убить главу "Фронтовой Семьи". И свою победу просто так отдавать он не собирался.

Вечерами в Аравии становилось прохладнее, а на улицах было не так много прохожих, - идеальные и время, и ситуация для того, чтобы остаться вдвоём и отчасти... действительно открыться друг другу. Хотя, впрочем, Джалид и Рияда показали друг другу свои лица ещё, как им казалось, совсем давно, - месяц назад, на пятнадцатый день рождения Джалида, который они отметили на тех самых руинах, где и встретились впервые. Всё складывалось просто идеально. Даже в такой день занятой отец Джалида не позаботился о том, чтобы повидаться с сыном, - в очередной раз решал в Эквестрии какие-то важные дела. Хотя, впрочем, это было более чем на руку. Он лишь послал Джалиду небольшое письмо с поздравлениями и стандартными родительскими напутствиями и, по всей видимости, решил, что на этом он может считать свой отцовский долг выполненным.
Рука Джалида крепко сжимала руку Рияды, пока они шли по отдалённой улице Нура, там, где их бы точно не застали и не увидели. И периодически Рияда волей-неволей, но поглядывала на лицо своего спутника. С годами Джалид действительно не становился красивее - всё тот же короткий, широкий и крючкообразный нос, практически сросшиеся в одну брови, тонкие губы, растянутые сейчас в лёгкой улыбке, два небольших клыка, высовывавшихся из-под верхней губы, округлый подбородок - и невероятно красивые глаза, которые, несмотря на всю его жестокость, так и смотрели с некой наивной, практически детской искрой. Свою чадру Джалид держал в свободной руке, периодически смахивая ей со своего лица капли пота.
Рияда же выглядела намного приятнее своего молодого человека. Те же огромные и бездонные зелёные глаза смотрели хоть и печально, но мягко, нос у неё был аккуратным и маленьким, а губы - чувственными и пухлыми. Периодически Рияда, смотря на Джалида, довольно облизывалась, одновременно сильнее всего надеясь и больше всего боялсь, что он поймёт, что она хочет, чтобы он поцеловал её. Но нет. Джалид, казалось, намеренно игнорировал все её попытки спровоцировать его на такой шаг. Да и в принципе их странные отношения дальше открытия друг другу лиц и хождения держась за руки, пока никого не было рядом, не заходили. Рияда была даже не уверена в том, а имеет ли она право считать себя девушкой более не свободной. Равно как и имеет ли она право на то, чтобы выяснить это.
- Джалид... - неожиданно произнесла она, вдруг резко остановившись и крепко сжав его руку. - Я...
В тот же миг Джалид остановился сам и невольно вздрогнул, ощутив, как крепко она теперь сжимает его ладонь, - и какими вдруг по-странному холодными стали её пальцы.
- Что такое? - поинтересовался он, вскинув брови и прищурившись.
- Я... - повторила Рияда, нерешительно переминаясь с ноги на ногу. - Можно я тебе скажу то, на что не имею права?
Джалида её слова даже заставили вздрогнуть. "Не имела права" она говорить очень многое. И он, в сердце которого была лишь одна большая любовь - любовь к своему плану захвата и стремление свершить своё чёрное дело как можно скорее, больше всего боялся, что теперь она признается ему в чём-то, что может раз и навсегда разрушить его планы. Например, в том, что она - двойной агент.
В таком случае, как решил для себя Джалид, он просто убьёт её на этом же самом месте, не жалея ни о чём. Но пока что не стоило рубить с плеча. Следовало всё осторожно выяснить.

- Что такое, Ри? - осторожно задал он вопрос. - Не бойся, скажи мне. Обещаю, что бы это ни было, я тебя не трону.
- Дело в том, Джалид, - со вздохом начала она, - что я как раз хочу, чтобы ты зашёл несколько дальше. Мы знаем друг друга уже полгода, мы открыли друг другу лица, но... знаешь, ты ведь даже ни разу не поцеловал меня. Не обнял. Я не знаю, я чувствую себя брошенной, но выкупленной. Я люблю тебя, Джалид, - решила она сказать напрямую то, что давно её терзало. - Но я даже не знаю, имею ли я право считать себя твоей.
От влюблённого, полного искреннего обожания и восхищения взгляда Рияды ускользнуло то, как лицо Джалида в тот же миг стало чуть менее напряжённым, а с губ его сорвался лёгкий выдох. Она воспринимала картину целиком, но не по деталям. А Джалид в тот же миг, подхватив чадру магией, положил ей обе руки на плечи и внимательно посмотрел ей в глаза:
- Конечно, имеешь, - почти шёпотом произнёс он. - Я считаю тебя своей чуть ли не с того дня, как впервые встретил тебя. И прости, если уделяю тебе недостаточно внимания. Обещаю, я воздам тебе всё в день нашей свадьбы - и в дни после неё, что нам предстоят в Садах Праведников.
В знак подтверждения своих слов Джалид тут же обнял Рияду - так крепко, как только мог. Вот только это был совершенно не искренний жест. Не было в его объятиях ни теплоты, ни любви, ни даже хотя бы понимания. В его понимании Рияда была лишь одним из тех камней, из которых он планировал выстроить свой блестящий план захвата. До её чувств ему не было никакого дела - да и он давно считал себя не способным ни на какие романтические или даже больше чем на романтические чувства и желания. Это просто не привлекало его.
То, что она так привязалась к нему, было Джалиду отчасти и на руку, и не особо. С одной стороны - чем больше она доверяет ему, тем лучше для него же самого. С другой - она, верящая в то, что её любят, может в решающий момент попытаться отказаться применить "абсолютное оружие", думая, что двум любящим сердцам будет хорошо и в фактически растерзанной Аравии, а Сады Праведников могут и подождать. Или всё-таки...
А, впрочем, это не имело особого значения. Чувствуя, как Рияда обнимает его в ответ, Джалид был уверен, что в нужный момент он вновь найдёт нужные слова, равно как и сможет подтолкнуть её к самому правильному шагу.

- Привал! - громовым голосом выпалил комендант и моментально сотворил заклинание маскировки - такое, чтобы никто из тех, кого не оказалось бы в его коротком радиусе, не увидел бы группу военных, выбравшихся на своё ответственное и важное задание. Мера предосторожности - не более того. В песках, как понимали все, где не было даже барханов, затаиться было никак не возможно.
Мягко, почти что неслышно приземлившись на песок и поспешным жестом стряхнув песчинки со своих штанин, Винд Уокер сложил крылья и тут же уселся чуть поодаль от остальных. Он так и не смог ни с кем подружиться на базе - боялся, что таким образом потеряет бдительность и в конечном итоге будет разоблачён. Он привык более летать, чем ходить, - ноги уставали быстро, а натренированные крылья, привыкшие к пируэтам, долгой работе с облаками и сложным лётным фигурам, не уставали совершенно. Несмотря на то, что группа прошла немаленькое расстояние, Винд Уокеру оно казалось лишь лёгкой прогулкой.
Он достал из-за пояса своё наградное оружие и принялся чертить кончиком его лезвия замысловатые фигуры на песке - стрелки, квадратные блоки, хаотичные границы. Если бы совершенно сухой песок не засыпал их в тот же миг, делая их лишь неразборчивым набором линий, можно было с уверенностью сказать, что это походило на некий план атаки и обороны. И отчасти это было правдой. Винд Уокер, не отрываясь от рисования, думал лишь о том, с каким именно сопротивлением им придётся столкнуться, и кем они будут. По словам коменданта - максимум пять элитных магов и сам крылатый каркаданн. Как они организуют свою оборону, равно как и будут ли атаковать?
Винд Уокер невероятно жалел о том, что об обычной тактике аравийцев он имел весьма смутное представление. На занятиях по тактике боя в школе королевских стражей она почти что не разбиралась - стражам это не было нужно. Им лишь сказали о самом основном: о том, что аравийцы в большинстве своём - одиночки-фанатики. И что если ты видишь кого-то, замотанного в тряпьё по самые глаза, но в то же время с совершенно отрешённым взглядом, - беги и постарайся уберечь от него остальных. Это - самоубийца. Покойник по определению. Тот, кто пришёл лишь за тем, чтобы уйти за грань и забрать как можно больше жизней за собой.
Но в то же время аравийцев в Эквестрии не было. Был лишь сам аравийский король - и его послы. Которых, он вскоре сменил окончательно. Но что делать здесь, в их логове, когда уже скоро куда-то сюда прибудет главарь самой большой аравийской банды?
Не отрываясь от рисования, Винд Уокер стал пытаться представить, а как бы он поступил, будь он главой "Фронтовой Семьи". Что делать, и как одновременно напасть и себя обезопасить? Создать некое заклинание? Но какое? Сбежать? Аравийцы не трусы, да и тут ещё будут его элитные воины, перед которыми Абу вряд ли захотел бы ударить в грязь лицом. Думая об этом, Винд Уокер невольно предположил, что Абу, как самая мощная боевая единица, скорее всего, может стать атакующим. Остальные же уйдут в оборону.
Пожалуй, это был самый логичный вариант. Оставалось лишь подумать - а какие преимущества были у них перед опытным воином, крылатым магом, подобным принцессам? В группе солдат Винд Уокер был единственным крылатым, зато магов было хоть отбавляй. Но каркаданны черпают магию извне, и потому они изначально сильнее любого из них. Плюс, у него преимущество в виде крыльев. Значит ли это, что...
- Эй! Лайтнинг! - неожиданно раздался сзади громкий шёпот, а кто-то осторожно толкнул Винд Уокера в закрытый бронёй бок. Бывший страж даже вздрогнул от этого ощущения, равно как и от того, что его назвали чужим именем, - он так до сих пор и не привык на него откликаться. Но буквально через долю секунды он взял себя в руки и обернулся, смотря на одного мага, бывшего его моложе лет на пять-семь, - и держащего магией перед собой обрывок газеты.
- Чего тебе? - недовольно буркнул Винд Уокер, поспешно смахивая с песка свои рисунки.
Маг в ответ пожал плечами:
- Планы строишь? Извини, я видел, как ты их рисовал. К слову так... - беспечно протянул он. - Красивое у тебя оружие.
- Оружие... - эхом повторил Винд Уокер. - Да. Мне тоже этот клинок очень нравится.
Решительным движением он снова закрепил его в ножнах, искренне надеясь, что этот воин, который подошёл к нему невесть зачем, не опознает в его клинке один из наградных клинков королевских стражей. Но тот словно бы подслушал его мысли и опасения:
- А знаешь, я видел когда-то что-то похожее. Говорят, такими клинками награждают только королевских стражей. Ты, случайно, не в страже служил?
- С чего такие мысли? - буркнул Винд Уокер, решив повторить ему эту часть своей легенды. - Я ж сто раз рассказывал, что я отобрал этот клинок у аравийца, который напал на меня, пока я пытался прорваться к своему поселению. Не знаю, с кого он его снял, ты ж знаешь, они те ещё мародёры. Куда мне в королевскую стражу, да и когда?
Маг пожал плечами:
- Ну не знаю. Сложен ты просто прекрасно... тебе же сорок, так?
- Почти, - осторожно ответил Винд Уокер. А маг тем временем зачем-то перевернул газету вокруг своей оси, словно бы поигрывая ей, и продолжил свою речь:
- Знаешь, мутные личности всё-таки эти стражники. Вот нам тут на днях эквестрийская газета пришла. Я почитал - и ужаснулся. Вроде бы, всё при нём было - почти капитаном был, многого добился, ученики там, слава, школу с почестями в своё время закончил. Ан нет. Как узнал, что не быть ему капитаном, - видимо, то ли крышу ему сорвало, то ли просто разозлился, насколько вообще уместно это слово... Взял и зарезал семью того, кто стал новым капитаном. Никого не пощадил. Даже ребёнка трёхлетнего. Просто повезло, что его родители жили не там...
- Ты про кого? - поинтересовался Винд Уокер, прекрасно зная ответ и чувстствуя, как по его спине градом катится холодный пот. А маг лишь протянул ему газету и пожал плечами:
- Только это, там в паре мест размылось. Я кофе на неё пролил. Ну да имя и портрет всё равно видны.
Всеми силами Винд Уокер старался скрыть то, что у него дрожат руки, когда он взял обрывок газеты, всё ещё пахнущий тем самым кофе. Прямо с первой полосы на него смотрело его же собственное лицо. Да, художники, писавшие его портрет, в своё время постарались, - редко где можно было бы встретить такого негодяя. Пряди чёлки торчат в сторону как два клинка, лоб кажется излишне широким, взгляд как у отъявленного бандита, готового вырезать всех на своём пути, нос сломан не в одном месте, как было у Винд Уокера на деле, а минимум в трёх сразу, тонкие губы растянуты в кривой, жестокой ухмылке... Узнать по такому портрету его было сложно, но возможно. А прямо рядом с портретом - его метка, копыто, рассекающее порывы ветра.
И текст под фотографией. Наполовину размытый кофе, но всё ещё читаемый.
- Винд "Винди" Уокер... - проятнул Винд Уокер свои имя и прозвище. - Тридцать восемь лет... королевский страж... крылатый... метка... светло-голубые глаза... серо-синие тёмные волосы... серые крылья... Из личной мести убил жену и детей... капитана Вайлет Мантла... жестоким образом... вскрыл дочери вены... Скрылся с места преступления... три недели назад... На момент преступления носил... При себе может иметь орудие убийства - наградное оружие... Жесток, хитёр, невероятно опасен...
Далее текст прочесть было просто невозможно. Но Винд Уокеру хватило и этого. Совершенно ошарашенный и чувствовавший себя загнанным в угол, он протянул газету своему собеседнику, уже точно зная, а зачем же именно он к нему подошёл. И его дальнейшие слова лишь подтвердили его догадку:
- Мы никогда не видели твою метку, Лайтнинг. Не хочешь показать?
- Мне прямо тут и раздеться по пояс?! - весьма зло выпалил Винд Уокер, схватившись за защиту для горла. Но мага, казалось, это не смутило ни капли. Пожав плечами, он положил кусок газеты в заплечный мешок и развёл руками:
- Ну, можешь и не сейчас. Вот вернёмся мы - и покажешь. Давно хотел на неё посмотреть. А вообще да, - неожиданно сменил он тему, - жутчайшая история. Мразь он всё-таки последняя. Винди... Хмм. Винди, Винди, Винди...
Так и повторяя себе под нос кличку своего собеседника, маг снова отошёл куда-то назад - к своим друзьям. А Винд Уокер просто бесцельно уставился себе под ноги, не находя себе более места. Всё кончено. Его раскрыли. Ему показали эту газету не случайно - это было первое и последнее предупреждение, как такой лёгкий намёк на то, что его ждёт. Он не сомевался, что этот воин, кем бы он ни был, тут же расскажет о своей догадке коменданту, который незамедлительно велит Лайтнинг Трейсу, бывшему, на самом деле, совсем не Лайтнинг Трейсом, показать свою метку. И вот тогда-то всё и закончится.
Винд Уокер не хотел ни под трибунал, ни под простой суд, после которого его наверняка бы бросили гнить в тюрьму на всю жизнь. Он проклинал всё и всех - собственные неудачи, то, что его раскрыли, тех, кто его раскрыл, вставшего у него на пути Вайлет Мантла, - и даже Эквестрию в целом. За то, что допустила, чтобы всё дошло до такого. За то, что не оставила ему выбора. И за то, что может лишить его тех крох свободы, что у него есть, прямо сейчас.

Дом Рияды внешне ничем не отличался от остальных на этой улочке. Самый обычный - без ставен, со слегка вытянутыми окнами и аккуратным крыльцом, на котором сейчас и стояли Джалид - и без малого хозяйка дома, искренне его обнимавшая. Настал момент расставания. После долгой прогулки следовало отдохнуть. Да и более того, - почему-то Рияде казалось, что она знала, почему именно она может не увидеть Джалида в ближайшее время. Любая разлука, продлись она хоть день, хоть месяц, казалась ей огромной пропастью, которую ей оставалось бы только пережить. Они проводили так каждый вечер, и без этих прогулок Рияда уже свою жизнь представить не могла.
- Джалид... - протянула она. - Ты же покидаешь меня. И надолго. Правда?
Джалид тяжело вздохнул. Он не сказал ей, куда именно отправляется, - лишь дал понять, что это надолго, - минимум на месяц. Месяц, который он мог бы провести и без этого чувства, которое она регулярно обрушивала на него. Чувства, подобного жестокой и беспощадной песчаной буре, которой ты просто не можешь противопоставить в ответ ничего. Но сейчас следовало изобразить скорбь и печаль от разлуки. И он не сомневался, что справится с этим. Удавалось раньше - удастся и сейчас.
- Ты права, Ри, - с притворным вздохом сказал он ей. - Я действительно вынужден тебя покинуть. Дело очень важное и, - решил он открыться ей, - оно связано с "Фронтовой Семьёй". Они хотят обучать меня. Они хотят, чтобы я научился убивать и не струхнул, когда настанет время воплотить мой план. Завтра они планируют дрставить в пустыню пленных эквестрийцев. Моё первое задание - их казнить. Отрубить им головы.
- Почему именно головы? - улыбнулась Рияда. - Не логичнее было бы проткнуть им насквозь их гнилые сердца?
Но Джалиду её ремарка вовсе не показалась забавной или милой. То, что она не знала о таких вещах, заставило его лишь почувствовать к ней нечто, похожее на отвращение. Но когда он ответил ей, голос его звучал по-прежнему спокойно:
- Это по Своду, Ри. В Своде сказано, что те, кто был обезглавлен, не смогут даже близко подобраться к Садам Праведников. Просто потому что, лишённые головы, они эту голову никогда вновь не обретут - даже там. И таким образом праведники смогут существовать в вечном блаженстве, забыв о не заслуживших Садов раз и навсегда.
Рияда медленно кивнула, всё ещё улыбаясь и внимательно смотря, как Джалид закрепляет на своём тюрбане свою чадру. Ему завтра действительно предстоял тяжёлый день. Рияда не могла даже представить себе того, какой страшной и неправильной могла бы ему казаться его первая казнь.
Но она заблуждалась. Джалид не испытывал никаких ощущений неправильности от того, что собирался сотворить. Лишь так, лёгкие сомнения касательно того, что не сможет провести казнь так, как от него хотели бы. Но ни вины перед будущими своими жертвами, ни даже страха он не ощущал. Это так и должно быть. Отступники нападают - отступники попадают в плен - отступников казнят. Все получают по заслугам. Особенно они, которых в Аравии никогда в принципе было быть не должно.
Но они пришли. А, значит, и получат то, что заслужили.
- Мне пора, Джалид, - тихо сказала Рияда, вновь закрывая своё лицо и осторожно приоткрыв дверь. - Но постой. Я не смогу отпустить тебя просто так...
Больше всего Джалид боялся, что она решит в этот момент поцеловать его, чего он не хотел, - но он ошибался. Юрко и проворно она проскользнула за дверь и, заставив его ждать чуть больше, чем пятнадцать секунд, появилась в окне над дверью. В окне, как думал Джалид, собственной комнаты.
- Эти свечи, - тихо сказала Рияда, поставив на подоконник самую обычную белую свечку, - мне в своё время принесла Миси. Каждый раз, когда она уходила, я зажигала одну из них и верила, что если огонёк не затухнет до утра, то она вернётся живой и невредимой. Потом, правда, традиция забылась... - тихо сказала Рияда и склонила голову. - Но ради тебя я готова её вспомнить. И я знаю, как сделать так, чтобы огонь точно горел до утра.
В тот же миг Рияда подняла руку - и заставила фитилёк свечи вспыхнуть ярко-зелёным магическим огоньком. А сама девушка, слегка прикрыв глаза, тут же отстранилась от окна:
- До свидания, Джалид, - тихо сказала она. - Прошу, приходи быстрее.
В тот же миг она собиралась было уйти прочь, в глубь комнаты, - но на мгновение пространство снаружи её дома тоже вспыхнуло зелёным светом. Быстрое, но невероятно сильное заклинание, яркий свет, - свет её надежды. Она не сомневалась в том, что это было отчасти прощание Джалида, а отчасти - его желание отплатить ей хоть чем-то. Рияда не умела писать ничего, кроме фразы "смерть превыше жизни", и то лишь срисовывая буквы, она знала, что даже если Джалид напишет ей, она всё равно не сможет этого прочитать. Но это не имело значения. Своей первой и, как она была уверена, единственной любви она была готова писать так часто, как только могла бы, а его письма - хранить столь же бережно, сколь она хранила письма своей убитой эквестрийцами сестры.

Ярко-зелёные вспышки взрезали полумрак ночи словно кинжал - хрупкую, смертную плоть. Нельзя даже было сказать, сколько их было, - казалось, всё вокруг просто сияло зелёным светом, затмившим свет луны и слабое мерцание далёких звёзд в ночном небе. От этого света не было ни спасения, ни пощады, - привыкшие к почти что темноте глаза беспощадно слезились, больше всего хотелось закрыть их, - но все понимали, что нельзя. Хуже ситуации было бы вообразить просто сложно, а прятаться - бессмысленно.
- Засада! - рявкнул комендант, перекрикивая потрескивание рассеивающейся магии телепортации. - Теснить их по одному!
Винд Уокер вскочил на ноги, лишь только началась эта безумная вакханалия. Как можно быстрее расправив крылья, он воспарил над полем боя, пользуясь тем, что пока что его не видят ни свои, ни чужие, и попытался оценить обстановку. Невольно в его голове проскользнула мысль о том, что всё-таки те, кто донёс информацию о всего-то пяти элитных солдатах "Фронтовой Семьи" и самом Абу с ними, оказались наглыми лжецами. Прибывших аравийцев было намного больше - минимум пятнадцать, на двое меньше, чем эквестрийцев в отряде. Все маги, все как один прячут лица и не носят брони - будто бы и вправду не боятся ни ран, ни смерти. В одной руке - скимитар, пальцы другой у всех окутаны аурой их зелёной, у всех как у одного, магией. И ни одного крылатого. Никого даже похожего на фактически бессмертного полубога Абу.
"Обман..." проскользнуло в голове у Винд Уокера. Больше всего он надеялся, что его не заметят, и что никто из врагов не станет атаковать его, - но он ошибался. Стоило ему лишь немного отвлечься, как в тот же миг ярко-зелёный луч с характерным шипением возник совсем рядом - и не увернись Винд Уокер вовремя, по меньшей мере, сбил бы его, впечатав в песок. Сгустки магии и лучи, звон клинков о клинки и яростный свист скимитаров... Это было самое настоящее побоище, где на кону стояли сами жизнь и свобода.
Комендант, как самый сильный и опытный воин, сцепился с тем, кого явно счёл возглавляющим отряд бандитов. С невероятным напором он набросился на него, но пока что перевес был на стороне аравийца. Он не атаковал - лишь защищался, парируя каждый удар, а магию использовал лишь в качестве щита. Каждый раз, как в него летело заклинвние коменданта, он не уворачивался, явно экономя силы, - лишь создавал вокруг себя купол, превращающий всю магию, направленную против создавшего её, в сноп искр, не способный причинить никакого вреда.
Аравиец явно рассчитывал на одно - заставить своего соперника устать. И отчасти его тактику можно было понять. Эквестрийцы, все облачённые в тяжёлую броню, могли, израсходовав весь свой запал на первые и самые яростные атаки, запросто устать - и стать лёгкой добычей. Но комендант явно разгадал этот план. Недаром он столько лет воевал с аравийцами, равно как и не первый год командовал эквестрийской военной базой. То, что враги прибыли не туда, где их и собирались разбить, равно как и то, что их было больше, чем ожидалось, уже не имело значения. Достав свой самый простой, но крепкий меч, комендант схватился за его рукоять как можно сильнее и быстро отдал приказ:
- Уходим в оборону, мальчики! Хотят играть... - процедил он сквозь зубы, - они игру и получат...
Глядя на то, как вокруг друг друга кружили аравийцы и эквестрийцы, все как один дожидаясь того, когда же оппонент совершит ошибку, расслабится или же покажет своё слабое место, Винд Уокер понял: его время здесь окончательно истекло. Он помнил о том, что он на грани раскрытия. Следовало по меньшей мере бежать. Но куда? На север? Ещё южнее, к темнокожим со странными, полосатыми волосами? А, впрочем, не имело значения. Куда угодно, лишь бы подальше отсюда.
Он уже было развернулся, собираясь взмыть в небеса, - но в тот же миг раздался свист магии, и ярко-синий луч сбил его на землю. Этого Винд Уокер ожидать никак не мог. Грязно ругаясь, он, даже не отряхиваясь от песка и копоти, стал вставать на ноги, думая о том, кто же его сбил, и, самое главное, за что. Аравийцы? Но у них никогда не было синей магии. Зелёный - их фактически фишка, особенный цвет. Зелёно-чёрный флаг, зелёные глаза... Зелёная магия.
У них - зелёная. Зато синяя - у коменданта. Под цвет его глаз.
Чувствуя лишь невероятную обречённость, Винд Уокер сделал пару шагов в сторону коменданта, который всё ещё не сводил взгляда со своего оппонента. Но, впрочем, он успел на мгновение кинуть на Винд Уокера быстрый, полный презрения взгляд:
- А ты это куда собрался? - напряжённо поинтересовался он. - Ви...
"Видишь ли..." - хотел он продолжить свою речь. Но Винд Уокер, погружённый лишь в мысли о том, что спокойно существовать ему осталось лишь до их возвращения на базу, решил, что для него всё кончено. Что тот самый воин с газетой сообщил ему о своих догадках, показав портрет, и указав на то, что он никогда не показывал своей метки. И поэтому Винд Уокер подумал лишь об одном. О том, что он сейчас произнесёт его имя, - и, расправившись с аравийцем, нападёт на него самого.
Винд Уокер колебался ровно секунду, не слыша ничего, кроме шума собственной крови в ушах. Ему было страшно. Он не знал, что делать, - но не знал лишь долю мгновения, пока не посмотрел на напряжённого аравийца. Зато есу прекрасно было известно другое, - то, что "Фронтовая Семья" активно стремилась к расширению своих рядов. Равно как и то, что в ней существовала целая прослойка вербовщиков, работавших только на то, чтобы ненавязчиво, порой склоняя жертву месяцами, заставить тех или иных наивных переметнуться на свою сторону. Пропаганду они вели не только среди своих - пару раз даже на базы приходили совершенно анонимные, без каких-либо следов магической ауры, листовки с цитатами, как говорил комендант, из того, как они сами видят свой Свод. Невероятно мотивирующие вещи. Слова о том, почему неправ новый король. О том, кто якобы на самом деле его противники. И о том, почему именно ты, тот герой, которого они ждали много лет, может изменить всё раз и навсегда. И даже, как однажды поделился с Винд Уокером один из солдат, его предшественник вовсе не был пленён или убит. Он просто перешёл на сторону аравийских бандитов.
И потому выход для себя Винд Уокер видел только один. Он и без того убийца, перечеркнувший своё прошлое, - значит, возможно, ему найдётся место и среди также потерявших всё головорезов.
Комендант даже не успел договорить свои слова. Быстрее молнии Винд Уокер выхватил своё наградное оружие и, подлетев к нему, со всей силы ударил его ножом в единственную открытую часть его тела - в его лицо, погрузив тонкий, длинный клинок в его череп по рукоять. Тело коменданта в тот же миг рухнуло на землю, а оружие - выскользнуло из его пробитой головы.
- Я на вашей стороне! - как можно скорее выпалил Винд Уокер аравийцу, хотя в тот же момент осознал, что он мог вполне не знать его языка. Но нечто, больше всего похожее на удивление, тут же возникшее в его зелёных и хищных глазах, яснее всего дало знать: он всё понял. Другое дело, что он явно не хочет вступать в диалог... по тем или иным причинам. Он лишь замер на месте, словно бы подставляя себя для атаки. Точно так же вели себя и другие аравийцы - замерев на месте, словно бы чего-то выжидали.
Но эквестрийцы не собирались ждать. Они явно увидели новую угрозу - Винд Уокера. И, судя по тому, с какими решительными лицами они, позабыв про вдруг неожиданно переставих обороняться аравийцев, подбирались к нему, будущее его ждало безрадостное.
- Предатель! - неожиданно рявкнул кто-то из них.
Вокруг обеих его рук возникла магическая аура. Он явно собирался применить на Винд Уокере какое-то заклинание - но нечто не дало ему это сделать. В тот же миг всех эквестрийцев, включая и Винд Уокера, окутала еле заметная, но чувствовавшаяся как самый настоящий огонь, зелёная аура, словно бы подсветившая их силуэты. Все замерли в той же позе, в какой и стояли, - и ощущалось это как самое настоящее онемение мышц. Все они словно стали каменными, каждая кость словно бы весила тонну, - и это просто не давало никакой возможности двигаться.
"Парализующее заклинание..." - только и успел подумать Винд Уокер, прежде чем увидеть его, - того, по чью душу они и шли сюда. Лёгкий шорох перьев, ветер от крыльев в лицо, - и в тот же миг на песок мягко приземлился он - крылатый маг. Лицо и волосы закрыты тюрбаном, всё та же туника и лёгкие штаны, один скимитар в руке, другой - заткнут за поясом... Только сейчас Винд Уокер понял, что у них не было шансов. Абу - а он не сомневался, что это был именно он, - даже не был вынужден постоянно поддерживать парализующее заклинание, требующее, как знали абсолютно все, невероятного магического мастерства.
Догадки Винд Уокера насчёт личности крылатого мага подтвердились в тот же миг. Лишь завидев его, все аравийцы упали ему в ноги. А Абу, не убирая скимитара, подошёл к одному из них и, приподняв кончиком лезвия его голову, коротко поинтересовался:

- Это все?
- Да, - с почтением и без промедления ответил воин. - Все отступники собраны в одном месте. Не ушёл никто. Вот только...
- Что такое? - бесстрастно поинтересовался Абу, не убирая лезвия. А воин, нервно сглотнув, ибо говорить со своим владыкой слишком часто ему не доводилось, ответил:
- Мы не знаем, что делать с крылатым. Он - отступник по определению. Но он убил их главаря. Он кричал, что он на нашей стороне. Только ты сможешь решить его судьбу, Абу.
Но главарь "Фронтовой Семьи" лишь прищурился, явно улыбаясь под концами тюрбана, закрываюшими его лицо.
- Нет, - решительно ответил он. - Решу её не я. Я знаю кое-кого другого, кто примет решение уже завтра. А пока что... Лишить их брони, обезоружить и бросить в карцер, - приказал он, - и в тот же миг взмыл обратно в небо и исчез во вспышке зелёного света в одночасье.
Парализующее заклинание продолжало работать даже без присутствия сотворившего его мага, - лишь ещё одно свидетельство о том, насколько силён и опасен мог быть крылатый каркаданн. Эквестрийцы не знали, о чём говорил главарь "Фронтовой Семьи" со своим подчинённым, - мало кто в принципе знал аравийский язык, древний и сложный. Но они догадывались, что это было связано с ними, и вряд ли их по его велению ждёт нечто хорошее. Но куда страшнее было Винд Уокеру. Как бывший страж, он был наслышан о том, как именно и как быстро аравийцы казнят пленных - казнят на глазах у толпы, часто даже детей, нагнетая на одних, детей пленных, страх, а для своих - лишь устраивая шоу. Этакую расправу над злом. Меньше всего он хотел быть казнённым аравийцами, отдать свою жизнь ни за что. Но он понимал, что его участь уже ничто не изменит. Во всём, что с ним случилось, виноват только он, - и более нет никого, кто мог бы исправить ту ситуацию, в которую он угодил.

Далёкий друг

Рияда старательно выводила на листке пергамента простую, известную каждому аравийцу фразу: "Смерть превыше жизни". Никогда не умевшая, и так и не научившаяся писать, она с трудом представляла, как именно пишутся сложные аравийские буквы, равно как и писала не справа налево, как было бы удобнее, и как стоило читать все аравийские тексты, а слева направо, - чтобы не размазать ненароком уголь. Перед её глазами, за окном, на ближайшей к её дому Башне, эти слова были написаны сверху вниз, - и сейчас девушка, старательно поворачивая голову и запоминая сложные очертания аравийской вязи, надеялась, что ей удастся хоть частично её повторить, - равно как и то, что Джалид сможет прочесть её короткое напоминание ему о том, что она не забыла его, и что она будет раз за разм писать ему одно и то же в течение всего того месяца, что он проведёт в тренировочных лагерях "Фронтовой Семьи".
Дома Рияда не прятала ни лица, ни волос, - в этом просто не было необходимости, скрываться тут не от кого, равно как и нет необходимости строить из себя чёрную тень. У Рияды были роскошные и густые тёмно-каштановые, да ещё и всьющиеся, волосы до лопаток, которыми она даже отчасти гордилась, хотя и понимала, что, согласно Своду, на суою гордыню она не имеет никакого права. Ничто не портило её аккуратного, круглого лица, - ни густые брови, ни даже кажущийся слегка загнутым, но в общем и целом - вполне себе аккуратный нос. Кожа у неё была немного светлее, чем обычно бывает у аравийцев, но полоски на руках были вполне себе обычными - тёмными. Длинными пальцами с аккуратными ногтями девушка держала угольную палочку, всё так же продолжая срисовывать аравийский девиз.
Как никогда, она жалела о том, что совершенно не грамотна. Да, огромный пробел в политике нового короля, отца Джалида. Ихсан эль-Асвад так и не исправил то, что сотворили его предшественники, - запрет на любое образование для женщин, хотя клялся чуть ли не всем, что считал за святое, что исправит не только этот их грех. Но, судя по всему, надеяться на это было бы уже поздно. Ихсан занят чисто дипломатическими вопросами - переговоры тут, крупный контракт там, новые потенциальные союзники-отступники в другом месте. И бесконечное посещение им таких же бесконечных отступнических праздников... один из которых Джалид и собирался превратить для отступников в самый чёрный день, который они бы только могли вообразить, заставив их раз и навсегда понять, что, несмотря на политику нового короля, есть и будут те, кто просто так свою страну на растерзание не отдаст ни за что.
"Даже если он и разрешит нам учиться, - подумала Рияда, - я точно не смогу. Мужчин учат с пяти лет, проповедников - и того раньше. Для меня уже всё слишком поздно..."
Впрочем, эта мысль не смогла её сильно обескуражить. Ей было всё равно, что писать, равно как и не волновал её тот факт, что Джалид может и вовсе не ответить на её письма, помня о том, что сама она не сможет их прочесть, а просить прочесть их для неё кого-то другого вслух может быть очень опасным. Главное - что она сама его не бросит никогда, равно как и не бросит писать ему. Она чувствовала, что это её святой долг, - поддерживать того, кто выбрал её, и кого выбрала она сама, всеми доступными способами. В конце концов, что ещё должна делать настоящая жена солдата?
В этот раз Рияда даже не собиралась останавливать саму себя и пытаться оборвать собственные мысли, порой заносившие её слишком далеко. Её пухлые губы растянулись в мечтательной улыбке, а глаза посмотрели в сторону затуманенно и влюблённо. Эта мысль ей всегда нравилась особо, - мысль о её свадьбе с Джалидом. Он - в белоснежной кандуре, светлом халате и с куфией на голове и она - в платке, на котором закреплена нежная, полупрозрачная органза и в пышном белом платье с розовым... Рияде всегда нравится розовый. Хотя она и понимала, что он ей совершенно не идёт.
Закончив выписывать на куске пергамента девиз аравийцев, Рияда приступила к куда более простой для себя части - рисованию. Изображения всего живого были запрещены по Своду, - но не запрещено было повторение их герба. Пожалуй, даже смотреть на реящий над Башней флаг было бы излишним. Фразу, написанную по диаметру круга, Рияда могла бы срисовать, как она уже это и делала ранее, а всё остальное... Однозначно, рисовать было определённо легче, чем писать.
Рияда никогда не хотела пышной свадьбы, - будучи с детства несколько замкнутой и доверявшей лишь своей сестре, она всегда мечтала о том, чтобы на её будущей свадьбе присутствовали лишь самые родные и близкие, те, кого она смогла к себе подпустить, несмотря ни на что. Но в случае с Джалидом, её первой и, как она не сомневалась, единственной любовью... Здесь всё было по-другому. Его отца нельзя было звать ни в коем случае, хотя это и противоречило Своду. Только сейчас Рияда поняла, что всё-таки Свод не предусматривал того, что нужно было делать в случае если отступником стал твой родитель. С одной стороны - родителей надо чтить. С другой - с отступниками надо вести священную войну, находя их везде, где бы они ни скрывались, и уничтожая их любыми способами. Даже теми, которые наверняка влекли за собой твою же собственную смерть. Но, может, к этому вопросу подходили проповедники?
Для себя Рияда решила, что она поинтересуется этим вопросом у Джалида обязательно. Вдруг подчиняющиеся "Фронтовой Семье" проповедники или даже сам Абу, - тот, кого Джалид стал считать своим настоящим отцом, - так или иначе раскрывали это? Вдруг они смогут обвенчать их втайне от Ихсана на правах новой семьи Джалида? Вдруг и на это есть некая не известная ей интерпретация Свода?
Дорисовав последний элемент герба Аравии, Рияда ещё раз посмотрела на своё письмо и постаралась выкинуть из головы все мысли о грядущем. Нет причины заставлять себя нервничать ещё сильнее. В конце концов всё должно разрешиться так или иначе, и, как оно чаще всего и бывает, возможно, решение придёт само словно бы из ниоткуда. Так вышло во время их первой встречи с Джалидом, так вполне могло бы выйти и сейчас. Думая только об этом, Рияда создала небольшой магический портал, отправляя своему возлюбленному письмо.

"Смерть превыше жизни!"
Эти слова Джалид знал с далёких лет раннего детства, но сейчас они словно бы нашли новый отклик в его душе. Он стоял посреди пустыни, в окружении, как ему казалось, полусотни аравийцев и аравийских магов - тех, в чьи обязанности входило обеспечить то, чтобы во время казни никто из праведников не пострадал, а из отступников - не сбежал, - и держал в руке, обтянутой тонкой, чёрной тканевой перчаткой письмо Рияды. Простая фраза, явно даже не списанная - срисованная с флага безграмотной девушкой. Но большего от неё, как он понимал, было бы требовать глупо. Приятно знать, что о тебе помнят, и что тебя готовы поддержать, - пусть даже он и был вынужден признать, что не чувствует к ней ровным счётом ничего. Но не оценить её стараний он не мог. Поправив свободной рукой чуть съехавшую вверх чадру, он осторожно свернул письмо в крошечный свиток, который он тут же убрал магией в свою висящую у него на поясе сумку, - и взял в руку острую джамбию, пронзительно сверкнувшую в лучах утреннего солнца.
Он так и стоял здесь, ожидая прибытия своих будущих жертв, одетый во всё чёрное, - одежду, выданную ему "Фронтовой Семьёй" только на этот день - день его первой казни, тот день, когда он впервые должен будет пролить кровь, чтобы впредь не бояться этого. На чёрном цвете кровь не так заметна, как на песчаном. И, по правде говоря, Джалид был невероятно благодарен им за такой шанс. Он понимал, что он идёт не воевать - запугивать и захватывать. И лучшей возможности научиться убивать безоружных ему вряд ли придётся пережить.
- Нервничаешь, Миднайт? - неожиданно спросил его один аравийский маг, стоявший чуть поодаль и до этого смотревший на другую сторону - тоже тщательно охраняемую. То были другие эквестрийские пленные, казнь которых должна была состояться позже по тем или иным причинам. За кого-то планировали получить крупный выкуп, а остальная их часть, в основном - девушки, стали бы идеальными рабынями, игрушками для развлечения уставших солдат и богатых господ. Вот только следовало выбить из них эти чисто эквестрийские свободолюбивость и строптивость. И способ лучше, чем наглядная демонстрация расправы, которая могла бы ждать и их самих, вряд ли мог хоть кому-то прийти в голову. Это можно было демонстрировать не раз и не два, лишь меняя вид казни. Вместо обезглавливания - сожжение, вместо сожжения - дробление магией всех костей тела. И так далее, пока жертва окончательно не примет своё новое положение.
- Ни капли, - бесстрастно ответил Джалид, поигрывая рукоятью джамбии. А его собеседник лишь хитро прищурился:
- Рад это слышать. Потому как отступников уже ведут сюда.

Лишь услышав это, Джалид приставил свободную руку козырьком к своему лбу, смотря вперёд - словно бы в толпу зрителей. Даже самым богатым, желающим посмотреть на такой сомнительный и кровавый спектакль как казнь, не было дозволено стоять в первых рядах - там были только пленные и будущие рабыни, скованные цепью, связывающие либо их руки, либо то, что осталось от них, - в случае с магами. Всех их тщательно стерегла стража, состоявшая исключительно из каркаданнов, которых толпа невольников явно побаивалась. Да и сам Джалид инстинктивно понимал, что с ними что-то определённо не так, - несмотря на то, что их самих за их такими же чёрными одеждами, подобными тем, что были на самом Джалиде, было фактически не заметно. Зато на чёрном прекрасно выделялись их глаза - пустые, остекленелые, с по-странному расширенными зрачками, будто бы они стояли не на солнце, а вглядывались в непроглядный мрак. Да и когда они переговаривались между собой, Джалида несколько заставили встревожиться их странные, слишком быстрые интонации и поразительная возбуждённость - будто бы они в самом деле пришли не сторожить, а развлекаться.
И даже сейчас, глядя на то, как группа их собратьев, таких же магов, но одетых в обычные, песчаные одежды, вела пленников, - со связанными за спиной руками, надетыми мешками на головах и явно неоднократно до этого избитых, если судить по следам крови на их одежде, - они явно чувствовали себя королями сложившейся ситуации. Отпустив в адрес друг друга пару шуток, они выждали, пока расступится толпа, во вторых рядах которой стояли самые богатые, а дальше, за их спинами, шли лишь немногочисленные любопытные, - и по очереди дёрнули на себя цепи, обмотанные и вокруг одной из их рук, но вовсе не приковывавшие их к невольникам. Как заметил Джалид, рабы делились на две группы, в каждой из которых их было примерно двенадцать, и у тех, кто оказался в середине, одна рука была совершенно свободна.
Покорные своим новым господам, рабы подались туда, куда каждый из стражей и потянул цепь, - но всем быстро сориентироваться не удалось. Одна из девушек-эквестриек, совсем молодая, на вид не старше Джалида, от резкого рывка шатнулась вбок - и в тот же миг упала, увлекая за собой и остальных. Лишь чудом они остались на ногах. А охранявший её страж в тот же миг немного размотал цепь, обмотанную вокруг его руки, чтобы подойти к ней поближе, - и магией словно бы из ниоткуда выхватил кнут. Маленький, но острый серебряный крюк тут же блеснул на его конце в лучах солнца.
- Вставай, отступница! - в тот же миг рявкнул страж и зловеще щёлкнул кнутом - пока что только в воздухе, а затем поднёс его к её лицу. Но, впрочем, ей хватило и этого зловещего намёка на то, что её может ждать. Вытирая слёзы, она стала пытаться подняться, на ходу бормоча извинения за собственную неуклюжесть. Но стража это лишь только позабавило.
- Скажи всем громко, кто ты! - насмехался он. - Не только я, но все должны знать, что отступники понимают своё место в нашей стране!
Девушка замялась. Она говорила по-аравийски, но плохо, - явно выучила язык у своих многочисленных господ. Но стоило лишь ей начать произносить на аравийском первое слово, как страж в тот же миг со всей силы ударил её кнутом наотмашь по груди, заставив её взвизгнуть и согнуться от боли в три погибели.
- На своём тварском языке, мразь! - коротко бросил ей он. И девушке ничего не оставалось, кроме как подчиниться. Держась руками за распоротую грудь, кровь из которой уже начала капать на песок, и плача, она фактически выкрикивала оскорбления в собственный адрес. Она называла себя по-разному - подсобницей убийц, подстилкой принцесс, шлюхой, заслужившей того, что получает... но, по всей видимости, только это и нужно было воину с широкими зрачками, по всей видимости, понимавшему эквестрийский. Он лишь громко смеялся над ней и её плачем, - и ему вторил хохот его коллеги, стоявшего от него с противоположной стороны и тоже на всякий случай удерживавшего магией кнут.
- Зря он так, - тихо сказал Джалиду его прежний собеседник. - Такую рабыню испортил. За калеку много не дадут, хотя... - неожиданно протянул он и кивнул куда-то в сторону толпы: - Вон, видишь, во втором ряду, прямо за её спиной, высокий такой стоит, в белой кандуре и куфии? Это её нынешний господин, старый друг Абу. Был бы против - остановил бы.
Джалид ответил не сразу. Осторожно, стараясь не разрезать собственную перчатку, он смотрел на то, как те, кто привёл тех, кому ему сегодня следовало отрезать головы, расставляют пленных перед толпой. Лицом к толпе, раз за разом ударяя их сзади по ногам и заставляя становиться на колени. Ни лиц, ни каких-либо деталей их внешности Джалид разобрать не смог. Он отличал их по одежде - аравийцы не стали отбирать у пленных то, что было на них на момент пленения. Но несколько общих деталей у них Джалид заметить смог. Первая - среди них было много магов. И вторая - ни у одного из магов магия не была обрублена. Руки были лишь связаны за спиной тугой верёвкой.
- Не сомневаюсь. Однако... странно одно. Почему у тех, кто их охраняет, такие глаза?
Собеседник Джалида в ответ лишь прищурился:
- Не понимаешь, Миднайт? Им сегодня всю ночь пришлось не спать.
"И что?" хотел было озвучить свой следующий вопрос Джалид, - но понял, что не успеет. К нему, оставив пленных на попечение остальных, уже успевших рассредоточиться по периметру воинов, шёл один из них, явно глава группы.
- Ты Миднайт Принс? - поинтересовался он у Джалида.
В ответ Джалид лишь кивнул, но его собеседнику вполне хватило этого скупого ответа. На секунду склонив перед ним голову в знак приветствия, воин начал обрисовывать обстановку:
- Пленные в твоей власти, Миднайт Принс. Мы захватили большую часть из них вчера - остальных тебе будет также велено казнить, но случится это много позже. Как мы смогли выяснить, они пытались выследить Абу и, не перехвати его отряд их по дороге, равно как и не узнай мы раньше об их планах, неизвестно, чем бы всё могло кончиться.
- Значит, они захвачены самим Абу? - поинтересовался Джалид, невольно ощутив от этой новости ещё больший груз ответственности, и без того давящей на его плечи.
- Отчасти, - склонил голову набок воин. - Вот только есть и ещё кое-что. Абу хочет, чтобы ты лично решил судьбу определённого пленного.
- Какого из?
В ответ воин указал влево - на стоявшего там на коленях единственного крылатого пленного. Серые перья больших крыльев растрёпаны, сами крылья связаны, свитер покрыт копотью и песком и местами порван... Но тем не менее, даже несмотря на это, было видно, что это - опытный, тренированный воин. Даже одежда не могла скрыть его литых мышц, и даже сейчас, стоя на коленях и склонив голову, он выглядел по меньшей мере внушительно.
- Он - отступник, - тихо сказал Джалиду воин. - Он заслуживает смерти. Вот только в том бою, где он был захвачен наравне с остальными, он сражался на нашей стороне, убив коменданта эквестрийской базы. Когда же мы его допрашивали, он говорил странные вещи. Говорил, что знает Эквестрию как никто другой, и что после того, что там с ним сделали, пойдёт на всё, чтобы подорвать её могущество. Говорил, что у него есть некие планы касательно мести принцессам, и что он желает их воплотить, и мешает ему только то, что у него нет никого. Он даже выразил готовность изучить нашу идеологию и разделить её, - несмотря на то, что он не аравиец.
- Месть - плохой помощник, - машинально ответил Джалид, почему-то чувствуя, что именно этого пленного он и выберет своей первой жертвой. Предатель есть предатель, предал свою страну - предаст и чужую. Таким просто не место нигде, таких надо выкашивать подобно сорной траве, потому как они просто испортят всё, во что бы ни ввязались. Джалид не знал даже его имени, но уже и без того не чувствовал к нему ничего, кроме омерзения. И именно поэтому он хотел как можно быстрее закончить жалкое существование предателя.
Но у его собеседника был последний козырь в рукаве. Козырь, заставивший Джалида даже вздрогнуть. Ленивым жестом он снял с пояса посеребрённый кинжал с длинным, тонким лезвием и золотой рукоятью.
- Его оружие, - коротко сказал он, протянув его Джалиду.

Опустив руку с джамбией, Джалид осторожно взял клинок свободной рукой. Он прекрасно догадывался, что перед ним, - и видел такое воочию, у того самого стража, что когда-то давным-давно, на том самом Балу, уводил его, четырёхлетнего мальчишку, в зал с детьми, и читал о таком в книгах об Эквестрии, кои изучал только затем, чтобы узнать побольше о враге и его слабых местах. И сейчас перед ним было ни что иное, как наградной клинок эквестрийской королевской стражи - оружие, которым награждают только особо отличившихся её представителей. А у высших её чинов, самых приближённых к капитану, даже имеются особые отметки на рукояти. Машинально перевернув оружие, Джалид на мгновение даже замер в оцепенении. На клинке имелся не только диковинный вензель в виде витиеватых, совершенно не разборчивых букв. Ближе к гарде была выгравирована маленькая буква "А", означавшая лишь одно: "ассистент". Ассистент капитана королевской стражи.
Только сейчас Джалид понял, как же ему повезло. Редко когда в руки аравийцев попадают столь значимые члены эквестрийского общества, да ещё и с такими неустойчивыми взглядами. В голове Джалида уже начали формироваться планы касательно того, как можно будет связать казнь и его грядущий захват, - и он понимал, что не упустит такую возможность. Возможно, сами те, что за гранью услышали его немые просьбы о некоем могущественном эквестрийском союзнике, который сейчас будет как нельзя кстати?
Решение для себя Джалид принимал ровно секунду.
- Казнить мы всегда успеем, - тихо сказал он. - Отведите его от остальных в сторону. Я бы хотел для начала поговорить с ним. Если он предатель, что ищет для себя самое выгодное место, - уже завтра у нас будет его голова. Если же он действительно поддерживает нас... Что же, сразу скажу, что в таком случае у меня на него особые планы.
Воин лишь пожал плечами, тут же подойдя к пленённому крылатому и, резким движением подняв его на ноги, стал ждать, пока он встанет.
- Маску с него снимать? - обратился он к Джалиду, уже подошедшему к цепочке пленных и вставшему позади самого правого из них. Но в ответ Джалид лишь покачал головой. Нет нужды показывать этому странному эквестрийцу казнь. Будь он хоть трижды страж, пока что он - предатель, предавший свою страну и вполне способный предать и другую. И сцена расправы может лишь подтолкнуть его к новому бегству. А если понадобится его запугать... Что же, Джалид, как имеющий к крылатым как к главным вершителям атак с воздуха особую неприязнь, мог бы придумать парочку вещей, способных помочь ему добиться нужного эффекта в одночасье.
- Будешь речь толкать? - неожиданно спросил Джалида его собеседник, уже встав с пленным чуть позади и опасливо придерживая его за локоть. А Джалид в ответ лишь усмехнулся. Старая традиция аравийских публичных казней - обращаться к толпе. Вот только ему не хотелось говорить, что в этот раз он собирался проигнорировать эту традицию, поскольку считал её излишней. Просто казнь была бы куда более впечатляющей - особенно на фоне того, что всех пленных и без того заставили подписаться под уже заранее написанным отречением от страны и проклятиям принцессам кои, как они знали, принцессы получать по меньшей мере не любили. Всеми силами они старались выследить отправивших - и всё было тщетно, поскольку отправляли и писали их исключительно пленённые эквестрийские маги. Но традиция есть традиция, и Джалид понимал, что он никто, чтобы её менять.
И потому ему ничего не оставалось, кроме как магией сдёрнуть мешок с головы ближайшего пленного - и, наклонившись чуть вперёд, всмотреться в его лицо. Это был эквестрийский маг средних лет с прямым носом и некогда зачёсанными вверх, но сейчас полностью растрёпанными волосами. Под одним его глазом наливался синяк, губы были разбиты, - но смотрел он по-прежнему гордо и надменно. А Джалид, решив, что он увидел достаточно, решительным жестом схватил свободной рукой его за волосы и приставил джамбию к шее:
- Понимаю, что это прозвучит несколько неуместно, - вкрадчиво начал он на аравийском, - но добро пожаловать на наш небольшой праздник. Почему праздник? Потому что сегодня на четырнадцать отступников в этом мире, а, в частности, в нашей стране, станет меньше. Все они, - кивнул в сторону остальных пленных Джалид, - не сделали в этой жизни ничего хорошего. Они родились от нечестных матерей. Их с детства учили убивать нас. И вот они приехали сюда - лишь для того, чтобы им воздалось по заслугам. Приехали с промытыми мозгами, желанием убивать - и безумным страхом смерти. Смерть превыше жизни! - фанатично выкрикнул Джалид, от энтузиазма едва не резанувший эквестрийца по шее раньше времени.
Хор голосов аравийцев и принуждаемых ими к этому пленных начал раз за разом повторять произнесённый им аравийский девиз. В какой-то момент Джалиду даже показалось, что они не успокоятся, - но он ошибался. Повторив девиз три раза, толпа замолкла. Чувствуя себя по меньшей мере проповедником, юный палач хитро прищурился:
- То, что я буду делать с ними, можно отчасти счесть за благо для них. Это не мучительно - в отличие от того, как они мучают наших детей, наших братьев и сестёр. Я знаю их, - монотонно сказал Джалид. - Я был в их логове. Я знаю, что у многих из них есть определённого сорта мечты касательно нас и, в частности, наших сестёр, - мечты, которые я не осмелюсь здесь озвучить. Но я обещаю, что я заставлю страдать саму верхушку прогнившей власти отступников.
Выдержав эффектную паузу, Джалид окинул взглядом толпу. Все притихли, все с энтузиазмом ждут кульминации, того, за чем они сюда и шли. Но у Джалида было ещё кое-что, что он хотел сказать вполне конкретной собранной здесь группе.
- Что же касается вас, отступники, лично, - завершил он свою речь на эквестрийском языке, заставив и собственного пленного, и несколько особо впечатлительных рабынь дёрнуться от удивления из-за того, что тот, в ком они видели лишь варвара, прекрасно владеет их языком, - то я хочу сказать следующее. Вас предупреждали. Вас просили убраться отсюда. Вам давали понять, что вы здесь будете лишними даже на правах гостей. Вы предпочли остаться глухими к нашим словам. И только по своей вине вы раз за разом будете получать то, что заслужили.
Более заставлять толпу выжидать Джалид не собирался. Действия его были молниеносными - по правде говоря, он никогда не думал, что собственный опыт разделки баранов окажется ему так на руку. Он не убивал баранов лично - лишь помогал их освежевывать и потрошить, но в этот раз всё было одновременно так же и по-другому. Одно резкое движение джамбией - и в тот же миг Джалид ощутил, как на его перчатку брызнула свежая, ещё совсем тёплая отступническая кровь. Удовлетворённо поджав губы под своей чёрной маской и машинально отметив то, что тот факт, что он только что лишил жизни разумное существо, совершенно не печалит его, Джалид высвободил нож из перерезанного горла и, наслаждаясь каждой предсмертной конвульсией отступника, принялся с упоением перерезать ему шею под громкие одобрительные крики толпы.

Оставалось только ждать. Терпеливо и дотошно выжидать, покуда аравийский нож, тёплый от окружавшей его магической ауры, перережет путы на руках и крыльях. Винд Уокер уже даже и не мог сказать, каково это, - иметь возможность просто потянуться, расправив крылья, да и в принципе существовать, не ощущая безумной боли в вывернутых суставах. Но самое главное, что он знал сейчас, - то, что неизвестности приходит конец. Он не имел никакого представления о том, куда его отвели сейчас, - чувствовал лишь прохладу некоего помещения, такую желанную после долгого дня в духоте, под палящим солнцем аравийской пустыни, - равно как и не знал, с кем он. Кому его отдали на растерзание? Продали? В чьей он сейчас власти?
Он слышал всё, хоть и не видел происходящего. Он слышал кличку того, кого называл про себя просто "палач" - Миднайт. Слышал и его голос, равно как и его короткую речь, произнесённую на эквестрийском. Вот только из всей речи он отчётливо разобрал лишь слова "отступники" и "вас предупреждали" - остальное понять ему не дал и шум крови в ушах от духоты, и этот проклятый мешок на голове. А дальше... дальше явно началась та самая кровавая вакханалия. Если не все, то большая часть тех, с кем Винд Уокер был на базе, сегодня были казнены этим Миднайтом, кем бы он ни был. И, как стоило бы предподожить...
Дальнейшее додумать у Винд Уокера просто не было шансов. В тот же миг горячая магия словно змея обвилась вокруг его шеи, ухватившись за подол мешка на его голове. Свист клинка - и верёвка, закреплявшая мешок, в тот же момент ослабла, а через секунду и вовсе рухнула жалкими лохмотьями ему на плечи. Машинально, совсем забыв о том, что он, возможно, не имеет права здесь ни на что, Винд Уокер потянулся к собственной шее, пытаясь избавиться от этих лохмотьев, - и в тот же миг получил лёгкий, но ощутимый шлепок магией по рукам.
- Не двигайся, - послышался совершенно отрешённый, но такой знакомый голос. - Я справлюсь сам.
"Миднайт..." - только и смог подумать Винд Уокер, прекрасно понимая, что он попал в руки палача. Но порадоваться или опечалиться этому факту он не успел. В тот же миг Джалид уверенно сдёрнул магией мешок с головы Винд Уокера, заставив его зажмуриться от резанувшего глаза света. Вечерние сумерки показались ему нестерпимо яркими, а глаза, привыкшие к почти что абсолютной темноте, заболели в тот же миг. Но Винд Уокер не был бы собой, без пяти минут ставшим капитаном королевской стражи, если бы не сориентировался и не смог взять себя в руки в тот же миг.
Машинально сморгнув выступившие на глазах слёзы и пригладив свою несколько растрепавшуюся и от того лезущую ему в глаза чёлку, он посмотрел вперёд. Перед его глазами были большие, открытые деревянные ворота - судя по их размерам и явной внешней тяжести, равно как и потому, что нижняя их часть была несколько погружена в песок, закрывались они очень редко. За ними - ничего, кроме бескрайней пустыни и одиноко торчащей аравийской Башни вдалеке, непонятно зачем в принципе здесь выстроенной. Зачем? Оставалось лишь гадать.
Винд Уокер начал было расправлять свои крылья, желая потянуться и размять затёкшие мышцы, - но в тот же миг позади него раздалось громкое блеяние. Чуть не вздрогнув от этого звука, он резко обернулся назад, - и увидел позади себя множество овец, загнанных в квадратной формы стойла, в каждом из которых их было примерно двадцать.
- Осматриваешься? - тем временем всё так же бесстрастно поинтересовался у него Джалид, на всякий случай спрятав джамбию.
Винд Уокер был не в силах посмотреть на своего пленителя. Что-то подсказывало ему, что лучше этого ему не делать, но что и почему, - он так и не мог понять. Не страх - нечто совершенно иное. Но бывший страж решил, что пересилит себя. Осторожно, словно бы боясь, он обернулся на звук голоса юного палача, - и уставился во все глаза на своего пленителя и, судя по всему, нового господина.
Никаких внешних черт Джалида он, как ни старался, выделить так и не смог. Высокий, но и только. Лицо скрыто чадрой, волосы - чалмой и капюшоном, фигура - широкими халатом и штанами. Так мало черт, по которым можно выделить его внешность. Голос... да, молодой, красивый голос, - Миднайту явно нет и двадцати, хотя аравийцы и очень быстро взрослеют... Но в тот же миг Джалид повернулся к Винд Уокеру, оторвавшись от созерцания пола, - и бывший страж не смог сдержать восторженного выдоха. Глаза. В его глаза он, казалось, мог смотреть вечно. Большие, раскосые ярко-зелёные глаза с хищными зрачками. Глаза настоящего восточного хищника и в то же время - прекрасное творение всё того же Востока, глаза, один лишь взгляд которых мог бы сразить любого, возможно, даже против воли его владельца. И, глядя в них немигающим взглядом из-за того, что оторваться от них он был не в силах, Винд Уокер машинально подумал о том, насколько же Миднайт может быть красивым и без своей чадры.
- Да, - нерешительно выдавил из себя Винд Уокер, всё-таки заставив себя оторваться от созерцания глаз Джалида. - Вы Миднайт, не так ли? Спасибо.
В ответ Джалид лишь прищурился:
- Здесь обращение "вы" не принято. Мы говорим так, только если хотим так или иначе подчеркнуть дистанцию. У нас же с тобой - дружеская беседа. Пока что - дружеская, - вкрадчиво сказал он. - Можешь пока что забыть эту отступническую привычку.
Джалид произнёс это мягко и совершенно без напора, но нечто за гранью обычного восприятия речи словно бы подсказало Винд Уокеру: это не просьба - приказ. И потому ему ничего не оставалось, кроме как кивнуть в ответ.
- Пока что ты для меня - не отступник, - тем временем сказал ему Джалид абсолютно чистую ложь. - Мне рассказывали, что ты хочешь быть на нашей стороне. Я хочу знать о тебе больше. Кто ты?
Винд Уокер выждал недолгую паузу. Почему-то он, привыкший всегда быть номером один абсолютно во всём, и ощущавший сейчас, что ситуация действительно не под его контролем... вопреки всему, не ощущал это неправильным. Всё было словно так, как это и должно быть, - и его это не просто пугало, но повергало в самый настоящий ужас. Ему нравилась сама ситуация, нравилось то, что он находится во власти того, кто был одновременно слабее и младше - и в то же время сильнее с другой стороны и выше по статусу в том государстве, где он оказался. Или ему нравилась не ситуация, а... тот, кто ситуацию и направлял сам по себе?
А, впрочем, не было смысла даже думать.
- Меня зовут Винд Уокер, - представился бывший страж. - Друзья, родня и знакомые зовёт просто Винди, ты тоже можешь так меня называть... если, конечно, удобно, - поспешно добавил он. - Если в двух словах, то я был королевским стражем и занимал определённый пост, покуда в результате одного случая не осознал, что мне в этой стране больше места нет.
- Винд Уокер... - протянул Джалид - и в тот же момент быстрее молнии вцепился своему собеседнику в руку, заставив его вздрогнуть: - Значит так, Винд Уокер. Рассказывай мне всё так, словно пришёл на исповедь. Под "всем" я имею в виду в самом деле всё. Все мелочи. Все детали. Всё то, что так или иначе привело тебя сюда. Начинай с самого начала, - сказал он и буквально на секунду крепко сжал его подбородок свободной рукой, лишь для того, чтобы затем отпустить своего пленного. - Я тебя внимательно слушаю.
Винд Уокеру ничего не оставалось, кроме как подчиниться своему собеседнику. Он рассказал ему, как рос без отца, воспитываемый лишь матерью, которая с детства взращивала в нём одну простую мысль о том, что он лучше всех. Рассказывал, что это была отчасти его собственная мечта - стать королевским стражем. О том, как непросто было в учёбе, но равно и как быстро он понял, что королевские стражи в основном не делают ничего серьёзного, и в случае настоящей угрозы окажутся бесполезны. Что всё, что они могут, - обезвредить мелкого воришку и с глухими ударами древков преградить дорогу во дворец тому, кто так или иначе решил проникнуть туда без разрешения - и то если это будет банда, а не случайный наивный зевака, они будут бессильны. Рассказал и о том, как тернист был его путь наверх, как и по чьим головам он создал для себя взлётную полосу, - и что именно вызвало его падение. Рассказал, как расквитался с семьёй нового капитана, и как был вынужден бежать прочь. Равно как и как именно вышло так, что он понял, что в Эквестрии ему более нет и не может быть места.
- Ты видишь, я - убийца, - закончил он свой рассказ, криво усмехнувшись и втайне желая, чтобы Миднайт коснулся его ещё раз. - Но я такой не по своей воле. Если бы не сама эта прогнившая система, если бы не мои воспоминания о том, что Вайлет Мантла даже в школу стражей принимать не хотели, не собери его папаша немаленькую сумму... Я был готов мириться и менять многое. Но уже не сейчас. Теперь я хочу только одного: чтобы Эквестрия в принципе пожалела, что избавилась от меня. Я вернусь туда, но вернусь, чтобы резать их, как здесь режут, - кивнул он в глубь загона, - баранов. И...
- А теперь слушай меня, Винд Уокер, - неожиданно перебил его его собеседник и на мгновение вцепился в свою чадру. Невольно подумав, что он решил её снять, Винд Уокер даже замер в предвкушении увидеть настоящую аравийскую красоту. Но Миднайт лишь тяжело вздохнул и, выпустив чадру, уставился куда-то в сторону.
- Зови меня Джалид, Винд Уокер, - решил он представиться настоящим именем и даже на мгновение замер, ожидая, что без пяти минут капитан мог запросто слышать имя аравийского принца. Но он ошибся. Винд Уокер он показал ни страха, ни удивления, ни какой-либо ещё эмоции... кроме, разве что, одной. На его лице читалось старательно скрываемое восхищение. И не сказать, что от него Джалид чувствовал себя комфортно. Но, тем не менее, он решил продолжить свою речь:
- Слушай, что я тебе скажу. Я сохранил тебе жизнь потому и только потому, что у меня есть определённый план, который отчасти совпадает с твоим. "Резать, как мы режем баранов"... хорошее сравнение, Винд Уокер. И я думаю, тебе будет, чем резать. Твоё, - коротко сказал он, снимая с собственного пояса его наградной клинок.
- Спасибо, - коротко поблагодарил Джалида Винд Уокер, тут же беря его в руки и затыкая за свой ремень. А Джалид тем временем продолжал:
- Я задам тебе пару вопросов. Отвечай так подробно, как можешь. Один неверный ответ - и я избавлюсь от тебя. Итак. Знаешь ли ты, когда в Эквестрии будет ближайший Бал?

- Бал был два дня назад, - пожал плечами Винд Уокер. Следующий состоится за два дня до окончания второго месяца лета.
- Что и кто будет на этом Балу?
- Ну... на самом деле, - протянул бывший страж, - от стражей в некотором роде это скрывали, чтобы лишний раз их себя чересчур значимыми не заставлять чувствовать. Но я - ассистент капитана, я знаю. Они хотят устроить чудо для детей. Ледяной каток под открытым летним небом. И на этот Бал будет приглашена не только знать. Впервые там будут и простые представители - но одного определённого государства. Если конкретно, то Кристальной Империи.
- Почему именно они? - удивлённо спросил Джалид.
- Видишь ли, Джалид... некая круглая дата воссоединения. Пятнадцать, что ли, лет, - не помню. На будущий Бал и билеты печатать будут там же...
- Кто охраняет дворец? - задал свой последний вопрос из тех, что пока что приходили ему в голову, Джалид. Но Винд Уокер, услышав его, даже улыбнулся:
- Джалид... ну какая охрана? По одному стражу на ворота - вот и всё. И то они не иаеют права действовать без приказа своего старшего, что бы ни происходило. Да и если и сделают что... ну у них одно копьё! Швырнут они его и останутся без оружия! Мечи у них - большая редкость.
Джалид склонил голову чуть набок:
- Я узнал, что хотел. Теперь же снова вернёмся к тебе, Винд Уокер. Я вижу, что ты знаешь достаточно для того, чтобы мне пригодиться. Но я всё ещё не могу тебе доверять. По аравийским законам ты - отступник. Ты не разделяешь того, во что мы верим. Я был бы готов тебе помочь в твоей мести Эквестрии, но только если бы ты стал таким же, как мы.
Винд Уокер колебался ровно секунду. На самом деле, его совершенно не волновала идеология аравийцев, в которую явно искренне верил этот юноша. Куда больше его волновал сам Джалид. Ему хотелось узнать о нём как можно больше, хотелось расспросить его обо всём, просто внаглую залезть к нему в душу и узнать, что у него на сердце... Но Винд Уокер впервые ощущал себя так, словно не вправе делать что бы то ни было. Если он хочет, чтобы он разделил его идеологию, - кто такой Винд Уокер, чтобы возражать?
- Я готов, - решительно сказал он.
Раскосые глаза Джалида сузились:
- Превосходно. Я не проповедник, но я готов провести церемонию для тебя. Завтра утром я приду сюда и возьму тебя с собой. Да, - ответил он на немой его вопрос, - пока ты здесь, ты будешь жить с моими овцами. Здесь тебя не найдут и не заметят. Еда есть, вода тоже, - как ты видишь, моих овец неплохо кормят...
Винд Уокер даже не дрогнул, услышав это. Как страж, он привык к дорогой и вкусной еде, хотя многие поколения эквестрийцев, в основном бедных, многими веками ели лишь сено с водой. Он не привык к такому. Его мать готовила ему вкусную еду, а стражи получали дорогое и вкусное питание. В любой другой ситуации Винд Уокер, как любитель роскоши и как привыкший к ней, тут же бы воспротивился. Но не в этот раз. Чем дольше он общался с Джалидом, тем отчётливее понимал одну простую истину: он хочет этого. Хочет быть для Джалида тем, кого он вам сочтёт нужным в нём увидеть. Хочет исполнять любой его приказ просто потому, что этот приказ отдал он. Чувство, которое он никогда не ощущал, будучи королевским стражем. А Джалид, не подозревая о его мыслях, продолжал:
- Я бы взял тебя прямо сейчас, но я не проповедник. Мне нужно благословление Абу на проведение церемонии. За ним я сейчас и пойду. К тому же, я устал. Ты, подозреваю, тоже, - как можно более мягко сказал Джалид. - Вон там, в углу, свалено сено. Поспи на нём. Я приду сюда через восемь часов и дам тебе знать, имею ли я право сделать тебя одним из нас.
Сказав это, Джалид уже было развернулся, чтобы уйти, но у Винд Уокера возник к нему один вопрос - совершенно не важный, лишь праздное любопытство. И не озвучить его он просто не мог.
- Погоди! - окликнул он Джалида, заставиа его обернуться. - Джалид... сколько тебе лет?
- Пятнадцать, - пожал плечами Джалид. - А, и да. Последний штрих. Я оставлю ворота открытыми. Если ты сбежишь, то я просто пожалею о том, что потратил время на недостойного. Если же ты останешься - то, видимо, сами те что за гранью свели нас в нужный момент.
Произнеся это, Джалид быстрым шагом вышел из загона. В тот же миг раздался свист и потрескивание магии - верный сигнал сотворённого им заклинания телепортации. А Винд Уокер, лишь только зелёная вспышка от заклинания исчезла, опустился прямо на песок под его ногами. Ни сбегать, ни прятаться он вовсе не хотел. Равно как и не хотел спать. Но он понимал одно: раз Джалид просит его об этом - он должен сделать так, как ему велено. Хотя и знал: заснуть ему в эту ночь не удастся никогда. Ему уже было катастрофически одиноко - чувство, которое он не испытывал, как он был готов поклясться, никогда в жизни. Он хотел лишь одного: снова поговорить с Джалидом, заставить его остаться, убедить его тоже на некое откровение, равно как подтолкнуть его к мысли о том, что он может открыть лицо. Так много чего хотелось для него сделать... и так мало возможностей было в принципе убедить его хоть немного открыться и довериться. Но Винд Уокер понимал: он вполне может существовать и так. И, покорно ложась прямо на песок и подкладывая себе под голову руки, он машинально подумал о том, что если бы Джалид был божеством - это было бы единственное божество, на самом деле достойное поклонения.

Приобщение

Поспать удалось от силы часа три - вряд ли больше. Уже больше часа Винд Уокер бесцельно бродил по загону с овцами, не решаясь ни зайти в его глубь, ни выйти, чтобы подышать свежим воздухом или просто размять затёкшие крылья. Просто чувствовал себя так, словно бы не вправе. Так, словно более он самому себе не принадлежит. Странное, но почему-то не вызывающее у него никакого неприятия чувство. Чувство причастности к чему-то великому, к тому, чего, пожалуй, он мог бы ждать всю свою жизнь, равно как и что ждало его долгие, долгие годы. Ощущение неправильности, с которым он жил всё это время, словно бы покидало его по капле, оставляя за собой лишь завершённость и... привычность? Но Винд Уокер понимал: дело не в ситуации. Дело - в том, кто его в неё поместил. В Джалиде.
Усевшись недалеко от двери, буквально там же, где он и стоял, пока Джалид разговаривал с ним, Винд Уокер вытащил из-за пояса свой наградной кинжал, начав с усердием чертить нечто на песке кончиком лезвия. Рисовать на плотном, никогда не высыхавшем от пропитавшей его воды, разлитой овцами, песке, было, определённо, проще, чем в пустыне. Винд Уокер и сам понятия не имел, что же именно он рисует. Рука двигалась словно бы сама собой, оставляя на песке точки и завитушки. Но даже издалека можно было понять: если это и не аравийская вязь, то - нечто, максимально на неё похожее.
Винд Уокер невольно прикрыл глаза, вспоминая всё то, что делал за эти несколько часов. Джалид попросил его поспать - и для Винд Уокера это означало то, что спать он будет вопреки своему желанию. Долгий, тяжёлый день, равно как и без малого полсуток в аравийской тюрьме для отступников, совершенно не утомили его. Ему казалось, он всё это мог пережить бы заново. Нет, более того, - хотел пережить бы заново. Всё ради того, чтобы лишь только вновь увидеть Джалида... услышать его голос, вглядеться в его прекрасные глаза, которые могли быть присущи разве что богу или ангелу, но никак не простому смертному малолетнему палачу... Винд Уокер сам не знал, как можно было в принципе быть настолько... идеальным.
Заснуть оказалось просто - у королевских стражей свои методы быстрого засыпания, надёжные и безотказные, которые не подвели и сейчас. Впрочем, имелся у этих методов и ряд недостатков. Основной из которых Винд Уокер сейчас прекрасно испытал на себе. Тот, что возможно было вызвать сон - но никогда не угадаешь, сколько он продлится. Можешь поспать десять часов, а можешь - три, как и вышло с Винд Уокером. И ещё одно. Контролируя сон, ты не контролируешь сны. И сейчас, вспоминая их, Винд Уокер и сам не знал, стоит ли в принципе такое вспоминать. Наверное, всё-таки стоит - ради одной лишь только возможности хоть так, хоть в собственных снах оказаться как можно ближе к тому, в ком Винд Уокер видел по меньшей мере наместника бога.
Винд Уокер закончил с рисованием аравийской вязи. Быстрым, поспешным движением смахнув её рукой, он начал кончиком клинка вырисовывать совсем другое - лицо в чалме и с огромными глазами. То лицо, которое, как ему казалось, могло быть у Джалида. Он даже представить себе не мог, каким он мог быть, - из всех аравийцев он видел лишь короля, и то издалека. Но почему-то ему казалось, что у Джалида вполне могут быть эквестрийские черты. Винд Уокер никогда не был художником, рисование планов атаки и обороны было его пределом. Но сейчас, уже пояти что заканчивая портрет своего нового объекта поклонения, он некоторое время посмотрел на него, - а потом в тот же миг решительно смахнул его с песка. Он не смел. Просто не смел дать знать даже портрету Джалида о том, о чём он сейчас думал. О собственных снах.
Это были грязные и в то же время - в понимании Винд Уокера - бесконечно светлые сны. Словно бы все те фантазии, что он чувствовал, едва лишь увидел Джалида, и что старательно гнал у себя из головы, пока засыпал, решили выбраться наружу. Всё это хаотичным калейдоскопом сейчас пробегало перед его глазами, - и Винд Уокер чувствовал себя так, словно бы не может более выжидать.
Крылья непроизвольно широко распахнулись, чуть подрагивая, а сам Винд Уокер, не обращая на них никакого внимания, лишь начал усиленно стирать с песка свои художества. Нет. Даже так он не сможет опорочить своего бога - коим для него, как он сейчас прекрасно понимал, и являлся Джалид. Но и сдерживать себя он тоже более не мог. Чувствуя это такое одновременно знакомое и позабытое желание распахнуть крылья как можно шире, равно как и не видя для себя никакой возможности сложить их обратно, Винд Уокер воткнул кинжал в песок и, поспешно вытерев покрытые песком руки об одежду, приподнял свой свитер и рубашку под ним и начал расстёгивать свой ремень.
Сколько он уже пробыл без женщины? Минимум полгода, как понимал Винд Уокер. Полгода, за которые он старательно пробивал себе путь наверх - лишь для того, чтобы быть сверженным фактически на вершине пьедестала. Полгода ему не было дела ни до каких отношений, - да и необходимости особой в этих отношениях тоже не было. Но сейчас, как никогда прежде, Винд Уокер не жалел о том, что всё сложилось именно так, равно как и не хотел, чтобы всё было по-другому. Все те, кто прошёл через его постель, в его глазах были лишь недостойными шалавами, с которыми он обошёлся так, как они того и заслуживали. Джалид же был совсем другим делом. И более того - впервые за всю его жизнь этой ночью у него, как прекрасно понимал Винд Уокер, появились фантазии о собственном подчинении - возбуждавшие его не хуже юного девичьего тела.
Даже не снимая с себя своих штанов из плотной синей ткани, но лишь приспустив их, равно как и чувствуя, как напряжены все мышцы его крыльев, Винд Уокер осторожно взялся рукой за основание своего уже начавшего возбуждаться члена и быстрым движением провёл по его стволу рукой в первый раз. Он попытался вспомнить свой сон с самого начала, с каждой секундой лишь наращивая темп. И останавливаться он не хотел ни на минуту.
... Это могло быть где угодно - но, вероятнее всего, в Нуре, столице Аравии, в одной из аравийских ночлежек. Никто не обратит внимания на пару двух друзей, выбравших в этот вечер себе комнату на двоих. Подъём по короткой лестнице, щелчок ключа в замке - и вот она, заветная комната со свежим постельным бельём и вся окуренная аравийскими благовониями. Никто не замечает, как Джалид осторожно касается руки Винд Уокера. Здесь словно бы никому ни до чего нет в принципе дела.
Винд Уокер на мгновение остановился, оттянув собственную крайнюю плоть до предела и несколько раз царапнув указательным пальцем головку собственного члена. В мыслях он был совсем не в загоне с овцами. Он представлял, как Джалид садится на кровать, в тот же миг снимая свою чадру и давая своему собеседнику шанс узреть её - истинную аравийскую красоту. Как, возможно, отпускает пару шуток и сам же улыбается от одного их звучания. Сам же Винд Уокер смеётся в ответ, - но в этом смехе нет искреннего веселья. Он понимает, что он должен смеяться. Так хочет его бог.
Но, по всей видимости, в тот же момент Джалид понимает, что достаточно глупых шуток и неуместных разговоров. Они шли сюда не за этим, хотя никто из них так и не высказал друг другу, зачем. Словно бы так и должно быть, словно бы оба намерения друг друга предсказали. И потому, явно чуя готовность Винд Уокера к продолжению, Джалид резко хватает его за подбородок, заставляя запрокинуть голову, - а после этого впивается в его губы поцелуем.
В этом поцелуе нет ни любви, ни нежности, - лишь пылающая словно огонь аравийская страсть и нечто похожее на желание наказать - за то, что отступник, за то, что чужак. Винд Уокер даже не в силах ответить ему на этот поцелуй, да и чувствует, что просто не имеет на это права. Сейчас он - ниже раба. Игрушка в руках Джалида. Всё, что он может себе позволить, - это быстро избавиться от обуви и, подобрав под себя ноги, обнять Джалида обеими руками, нежно и совсем не сильно прижимая его к себе.
Но Джалид явно не собирается оставлять без внимания этот его жест. В тот же миг его глаза прищуриваются, зрачки словно бы становятся уже, а вокруг рук возникает аура магии. И быстрее, чем Винд Уокер успел бы сориентироваться, он весьма больно хватает его магией за запястья и резко снимает с себя его руки, фактически дёргая их. А затем, хитро ухмыляясь и не выпуская руки Винд Уокера из магической хватки, просит его приподняться на коленях, - лишь для того, чтобы резким движением, поддев перед этим ножом его ремень, опустить вниз его штаны...
Винд Уокер, желая хоть немного прийти в чувство, принялся водить по члену ногтями, фактически порой впиваясь ими в него, - но и это не смогло выдернуть его из собственных фантазий. Он представлял, как в тот же момент Джалид издевательски нежно и в то же время решительно обхватывает его член. Как начинает в тот же момент водить по нему одной рукой, а другой - до боли, фактически раздавливая, сжимать его яички. Склонившись вперёд, он шепчет Винд Уокеру на ухо некие слова на аравийском, - и в тот же миг их для него и переводит. Он говорит о том, что называет его своей подстилкой, грязным отступником и похотливой собакой, - но Винд Уокеру большего и не надо. Он заслужил эти оскорбления... которые для него далеко не оскорбления. Это - истина о нём самом. И ему просто нечем будет её опровергнуть.
Наигравшись достаточно и царапнув в последний раз член Винд Уокера уже аравийским ножом, - несильно, но достаточно, чтобы осталась еле заметная царапина, - Джалид грубо велит ему встать на колени, опираясь руками на пол, и приподнять задницу вверх. Винд Уокеру ничего не остаётся, кроме как подчиниться. Он не видит того, что происходит, но прекрасно знает, что с ним будет дальше.
На мгновение Винд Уокер даже замер, вынырнув из своих фантазий. "Правильно ли я делаю?" - только один вопрос был в его голове. Впрочем, исчез он столь же быстро, сколь и возник. Останавливаться уже было бы слишком поздно, - куда легче было бы подвести самого себя к логичному завершению этого акта удовлетворения собственной похоти. Другое дело, что сконцентрироваться на так неплохо помогавших ему мыслях Винд Уокеру так и не удавалось, как он ни пытался. Собственное возбуждение брало верх над всем - даже над тем, что изначально его и вызывало.

Тяжело дыша, Винд Уокер принялся гладить самого себя свободной рукой по закрытой штанами внутренней стороне собственных бёдер, наслаждаясь самими ощущениями - и усиливавшими их мыслями, отрывочными, но нестерпимо яркими. Джалид, насилующий его сзади и едва ли не снимающий кожу ножом с его спины. Всё тот же насилующий его Джалид, грубо берущий своё, - но на сей раз Винд Уокер лежит на спине, а Джалид приставил нож к его яичкам, и с каждым его неосторожным, неловким движением мошонка касается осторого лезвия аравийского ножа. Пояса верности и выточенные из камня члены, угрозы и избиения, лишение всего для того, чтобы всё и обрести... Как понимал Винд Уокер, ради своего бога он готов был бы стерпеть очень многое.
Распахнутые крылья нестерпимо болели, одновременно желая и не желая оставаться раскрытыми, но Винд Уокеру не было до них никакого дела. Он сконцентрировался лишь на одной мысли - мысли о том, что он сможет сделать всё, что бы ни захотел от него Джалид, - лишь бы он смог заставить Джалида кончить. Куда угодно - на белоснежные простыни, на пол, на одежду Винд Уокера или даже ему в рот, чтобы заставить его потом это проглотить... Главное - чтобы Винд Уокер оказался достойным этого. Чтобы он смог так доказать ему, что он достоин быть с ним так близко, как вряд ли бы мог бы быть кто-то другой...
Сосбственный оргазм, первый за последние долгие несколько месяцев, показался Винд Уокеру самой настоящей лавиной чувств, их безумным калейдоскопом. Абсолютное удовольствие, сравнимое по мощи лишь с сильнейшими заклинаниями. Чувствуя, как его горячая сперма падает на песок крупными, густыми каплями, Винд Уокер даже потряс головой, желая вновь вернуть себе возможность воспринимать реальность. В глазах темнело и двоилось, больше всего хотелось просто упасть на колени и свалиться рядом с грязными следами собственных развратных мыслишек, - но в тот же момент Винд Уокер словно бы очнулся от того транса, в который впал. Только теперь он понял, что наделал.
Как смел он? Как он вообще мог подумать о том, что Джалид пойдёт ради него на этот шаг?! У Джалида своя великая цель, в которую явно не входит совокупление с теми, кого он сам считает недостойными. А Винд Уокер, по сути, сделал только что себе из его образа фетиш. И это - перед некоей таинственной церемонией, явно священной дл всех аравийцев. Вместо того, чтобы думать о великом, равно как и о том, как и чем можно ещё поддержать Джалида на его непростом пути, Винд Уокер лишь поместил его в собственные эротические фантазии.
Поспешным движением натянув штаны и застегнув ремень, Винд Уокер, не рискуя коснуться собственной спермы рукой, принялся растирать её с песком кончиком своего удобного бело-голубого ботинка. Он действовал быстро, больше всего надеясь, что по возвращению Джалид не заметит того, что сделал тот, кто ещё недавно был просто его пленником. Как никогда, Винд Уокер понимал, что поступил опрометчиво. Он был готов к тому, что его юный бог обо всём узнает - и просто оттолкнёт его. Но, как он понимал, он был готов принять и такое. Он заслужил это. И то, что сейчас если в загоне и осталась его сперма, то только на его обуви, Винд Уокера волновало мало. Он виноват. А, значит, он должен свою вину загладить, не попадая впредь в плен собственных низменных фантазий и желаний.

По правде говоря, Винд Уокер отчасти боялся содеянного. Ему казалось, что он совершил по меньшей мере святотатство, за которое прощения ему просто нет. Он не имел права ни на свои фантазии, ни на свои развратные действия. В этот момент бывший страж чувствовал себя по меньшей мере так, словно бы осквернил священный идол, место поклонения, ставшее святым для многих. Никогда в жизни он не чувствовал себя настолько отвратительно и грязно.
Смотря отсутствующим взглядом на стену загона для овец, Винд Уокер снова уселся на песок, прямо рядом с собственными стёртыми рисунками - и следами от собственных ботинок, оставленных им тогда, когда он пытался стереть сперму с песка. Всё отчётливее ему казалось, что сам воздух пропитался его развратным запахом, и никакие пустынные ветры не смогут вычистить его из этого несчастного загона. Как никогда, Винд Уокер стыдился собственной похоти, равно как и тому, что дал ей взять над собой верх. Он - взрослый мужчина. Королевский страж, хоть и бывший. Воин. И вместо того, чтобы подумать о том, чем ещё он может помочь Джалиду, равно как и попытаться предсказать его вопросы, он просто-напросто во всех смыслах решил выплеснуть свою накопленную похоть!
Винд Уокер тяжело вздохнул. С одной стороны, он мог понять самого себя. Женщины у него действительно не было очень долго. В погоне за постом капитана королевской стражи времени на плотские утехи не оставалось совершенно. У него на самом деле в прошлом было очень много женщин. Сколько - он уже даже сам не мог сосчитать. Пятнадцать лишь тех, с кем он встречался стабильно более месяца, - этих он помнил по именам, равно как и мог сказать, чем именнно закончились все эти отношения. Он просто бросал их - бросал как отжившие своё вещи. Бросал, лишь только получал от них своё плотское удовольствие. Бросал, насмехаясь над ними и говоря, что с обесчещенными девушками никто и никогда не построит семью, так что он, по сути, просто навеки наложил на них своё табу. Некоторые беременели но, судя по доходившим до его ушей слухам, беременности эти заканчивались мало чем путным. Чаще всего они пытались так или иначе избавиться от плода, - и одна из его бывших подруг даже умерла, выпив некое мессиво, которое должно было всего-то выгнать плод из её матки. Боялся ли Винд Уокер? Если и да, то только за то, что это могло отразиться на его карьере. Не отразилось. Заблаговременно он очень умело состроил из себя убитого горем воздыхателя, которого предали, и которому изменили едва ли не в его доме, - этакая якобы истинная причина расставания. Все посочувствовали - и забыли. Никому ни до чего на самом деле нет дела, как уже давно убедился Винд Уокер.
Но было в его жизни и бесчисленное множество других женщин - распутных и не ждущих от него ничего, кроме близости. Такие знакомства на одну ночь, знакомства, когда часто любовники даже не знали имён друг друга, что уж говорить и о каких бы то ни было более тесных связях. Те знакомства без обязательств, когда желания совпадали у обоих. Равно как и не брезговал Винд Уокер женщинами падшими, - да что греха таить, большинство королевских стражей не брезговало. Часто даже бывало так, что несколько стражей складывались на одну проститутку, которая должна была обслужить каждого по очереди - или нескольких одновременно. В своё время Винд Уокер развернул целую кампанию против такого, отчасти радуясь тому, что всех, с кем он сам ранее точно так же пользовал этих несчастных женщин, он в своё время фактически выжил из королевской стражи. И более они не смогут сказать ничего порочащего в его адрес.
Но то было в прошлом. Сейчас всё по-другому. И отчасти Винд Уокер жалел о том, что со своей распущенностью не достался Джалиду девственником. Хотя и понимал: ни одной из его фантазий не суждено воплотиться в жизнь. Хотя бы потому, что Джалид никогда не подпустит его к себе настолько близко.
Подперев голову кулаком и усевшись поудобнее, бывший страж уставился на дверь. Ему всё ещё казалось, что в воздухе пахнет совсем не овцами, но его спермой, равно как и больше всего он надеялся, что Джалид не станет по той или иной причине заставлять его раздеваться. Потому как тогда...
Воздух вокруг неожиданно стал жарче, и в тот же миг до ушей донеслись свист и потрескивание заклинания телепортации. Ярко-зелёная вспышка, от которой Винд Уокер невольно заслонился крылом, - и в тот же миг перед ним возник Джалид, всё с теми же чадрой, чалмой и в песчаном халате. Вот только теперь на его поясе висел ещё и самый настоящий аравийский скимитар, смертоносный клинок, по слухам, которые Винд Уокеру доводилось слышать на эквестрийской военной базе, способный выдержать удар любого заклинания.
- Абу разрешил мне сделать тебя одним из нас, - без приветствий и всё так же бесстрастно, как и прежде, сказал Джалид. - Тебе удалось поспать?
- Не более трёх часов, - горько усмехнулся Винд Уокер, снова уставившись жадно в глаза Джалида, бывшие, как он подумал, намного прекраснее того, какими их сохранила его же собственная память. А Джалида тем временем волновало совсем другое:
- Три часа... Дело в том, Винд Уокер, что Церемонию нельзя проводить с невыспавшимся. Предельная концентрация и отдача самому себе полного отчёта - то, что тебе потребуется. Твой разум должен быть чище водоёма в пустынном оазисе. Если ты думаешь, что не в силах, лучше сразу откажись.
"Для тебя - всегда в силах", - больше всего хотел сказать Винд Уокер, равно как и обнять Джалида после этого. Но он решил, что не посмеет совершить очередное святотатство. Вместо этого он лишь легко улыбнулся, прикрыв глаза:
- Я страж, Джалид. Я привык спать мало. Не переживай, смогу и не такое.
- С чего ты решил, что я переживаю? - вскинул свои пояти что сросшиеся в одну брови Джалид. - Если мне чего-то и будет жаль, то только своих затраченных усилий и времени. Но если ты считаешь, что ты выдержишь, - слушай, что я тебе скажу...
Винд Уокер, заинтересованный, подался вперёд. А Джалид, присев перед ним на корточки, тут же слегка приподнял своей рукой его подбородок. От его хищных глаз не укрылось то, как Винд Уокер дёрнулся от этого прикосновения, - но он решил, что пока что ничего за это с ним делать не будет. Пока что.
- Церемония, - главное в жизни каждого из нас, - отрешённо сказал Джалид. - Мы проходим её, едва научившись говорить, а тем, кто так или иначе не смог её пройти в раннем возрасте по какой бы то ни было причине, дозволено проходить её лишь с благословления проповедника. Я не проповедник, но я сын того, кто был им, Винд Уокер. Абу сказал, что я имею право на то, чтобы взять тебя. Так что считай, что ты получил моё благословление.
Медленно кивнув, Винд Уокер осторожно подался вперёд - лишь для того, чтобы ярче ощутить тепло руки Джалида. А Джалид, решив проигнорировать и этот жест, продолжал:
- Мы проходим Церемонию там, где, согласно Своду, и началась наша страна. Я принесу тебе Свод на эквестрийском, но не сегодня и даже не завтра, но я обещаю сделать это, чтобы ты мог лучше понять то, через что прошёл. Я не принёс тебе его сразу лишь по одной причине: не все его части дозволено читать до Церемонии. После неё ты будешь иметь право прочесть всё.
- Какова сама Церемония? - поинтересовался Винд Уокер, еле сдерживаясь от того, чтобы облизнуться.
- Я объясню всё на месте, - тихо сказал Джалид. - Гораздо важнее подготовка к ней. За сутки до неё ты не должен делать ряд вещей. Под запрет попадают сладкая пища, отступническая кухня, развлечения, смех, чувства зависти, злобы и ненависти, праздные раздумья о том, что отступники находят вечным, чтение отступнической литературы и половой акт, - произнёс Джалид загадочным тоном. - Ты, как я надеюсь, ничего из этого не делал?
Винд Уокер задумался. Стоит ли расценивать акт самоудовлетворения как половой, и если да, то... что ему делать? Испортить своему богу все планы на него же самого? Признаться в своей никчёмности и похотливости? Винд Уокер просто не мог бы так поступить. И потому он решил, что всё-таки хотя бы в этот раз, в первый и последний, он соврёт Джалиду, который, как назло, внимательно разглядывал следы от его ботинок на песке загона.
- Нет, - коротко сказал он. Джалид же в ответ лишь прищурился и выпрямился во весь рост, протягивая Винд Уокеру руку:
- Отлично, - кивнул он. - Тогда возьми меня за руку. Предупреждаю: даже если ты участвовал в групповой телепортации, тебе может стать горячо или неприятно. Аравийская магия отличается от вашей.
Винд Уокеру ничего не оставалось, кроме как встать самому, сделав пару уверенных взмахов крыльями, - и вцепиться в руку Джалида так, словно бы от этого зависела его жизнь. Хотя он и не сомневался, что он действительно готов отдать жизнь за своего юного бога, - которого он отныне никогда не посмеет опорочить.

Пустыня поистине казалась бескрайней - барханы, песок, оттенки которого, казалось, менялись с каждым пройденным метром, и редкие, совершенно хаотично лежавшие камни. Словно бы останки чего-то великого, того, что было долгие годы назад, некоей цивилизации, которая существовала долгие тысячелетия назад. И чем дальше Джалид вёл Винд Уокера, тем больше у последнего появлялось вопросов касательно места, куда он его привёл. Но Джалид молчал - равно как и предупредил Винд Уокера, что до поры до времени никто из них не имеет права издавать никакого звука, громче шороха шагов и дыхания - которое тоже не должно быть шумным. Джалид даже не объяснил, почему. Просто велел своему спутнику закрыть рот и идти за ним след в след, ни в коем разе не касаясь его даже случайно. Странный и очень строгий ритуал. Но Винд Уокер понимал, что не имеет права его нарушить. Всю Церемонию он и без того вознамерился пройти до конца, решив, что совершил уже достаточно ошибок.
Догадки насчёт того, что это место было некогда чем-то величественным, лишь подтверждались. Чем дальше они шли, тем больше вокруг становилось уже не камней - обломков. Были видны странные, чёрные основания домов, совершенно хаотично стоявшие колонны, нечто, похожее на останки акведука... А впереди - от одного лишь открывшегося зрелища Винд Уокер даже широко распахнул глаза - стояла самая настоящая арка. Одинокая, но величественная, вся расписанная ещё более сложной и изящной вязью, чем нынешняя аравийская, и выточенной из камня, она казалась вечной посреди пустыни. Время словно бы было над ней не властно - она смотрелась так, словно бы была построена только несколько лет назад, хотя Винд Уокер и понимал, что с момента её постройки прошли столетия, если не тысячелетия.
Уверенным шагом Джалид повёл своего спутника к арке. Он, казалось, ускорялся с каждым шагом, словно бы эелая почему-то пройти арку побыстрее. Винд Уокеру не составляло труда поспевать за ним, однако он всё равно боялся врезаться ненароком в своего проводника и испортить всё. И потому единственное, что ему оставалось, - идти за ним след в след, в точности копируя и его походку, и движения. Примерно в нескольких шагах от арки Джалид низко опустил голову и зачем-то вытянул вперёд свою правую руку, на которой тут же появилась еле заметная аура магии. И лишь рассмотрев её повнимательнее, Винд Уокер даже несколько удивился. Это было, как ни парадоксально, не сотворённое им заклинание, а магия пассивная. Словно бы нечто влияло на него извне.
Помня о том, что в этот раз Джалид играет роль того, кто и должен проводить Церемонию, Винд Уокер не рискнул повторять его жест. Покорно следуя за ним, он фактически одновременно с ним прошёл через арку - и в тот же миг ему в лицо словно бы ударило огромное количество песчинок, показавшихся ему холоднее льда. Ему казалось, что с него просто снимают заживо кожу, но Джалид, видимо, заметив на его лице недоумение, лишь склонил голову, словно бы немо говоря: стой, так и должно быть, просто вытерпи это.
Неприятное ощущение исчезло столь же быстро, сколь и появилось. А Джалид, дождавшись, пока Винд Уокер несколько придёт в себя, поправил свой пояс и, опустив узе начавшую затекать правую руку, шёпотом сказал:
- Теперь мы можем говорить, Винд Уокер. Но только так. Сад Скорби позади, наша цель - Святыни.
- Почему он так называется? - только и смог спросить Винд Уокер. - Или это есть в Своде?
В ответ Джалид лишь тяжело вздохнул, а в его глазах появилась непередаваемая скорбь - такая, словно бы он был причастен, но ничего не мог изменить. Всё так же шёпотом, звучащим в предрассветной пустыне достаточно громко, он ответил:
- Говорят, что здесь похоронены сами надежды Аравии на безбедное будущее. Много лет назад те, что за гранью, которые тогда были с нами, столкнулись здесь с силами, которые были злы, и которые и по сей день сбивают нас с пути, превращая в отступников всех, кто им поддастся. Бой был неравен. Им пришлось оставить само сердце своего нового дома. Когда-то здесь был прекраснейший оазис, Винд Уокер. Здесь было всё - прекрасные дворцы, озёра с водой чистее горного хрусталя и пальмы с вкуснейшими финиками. Они любили это место. Но злые силы не оставили от него ничего. Однако и просто так это место им не досталось. На костях тех, кто до последнего пытался защитить поселение, лежит своего рода проклятие. Каждый, чей голос прозвучит в Саду Скорби, никогда не будет допущен в ряды праведников, как это и приключилось со злыми силами. Они, захватив это место, устроили здесь пиршество, не зная о возмездии, - и с тех пор они, по словам, так и скитаются где-то в окрестностях Сада Скорби, сбивая с истинного пути всех, кто хочет стать праведником. Но мы не покорились им. Мы приняты. Мы можем идти дальше.
Покорно кивнув в знак того, что он понял эту историю, Винд Уокер собирался было дальше следовать за Джалидом, но тут он неожиданно протянул ему свою руку и прикрыл глаза:
- Возьми меня за руку, Винд Уокер. Дальше я тебя не веду. Дальше мы должны идти как равные.
Всеми силами Винд Уокер старался выгнать у себя из головы собственные грязные мыслишки касательно того, на какие именно действия он хотел бы сподвигнуть Джалида в этом месте, - но он понимал, что это будет фактически невозможно. Для Джалида то, что он сейчас делал, имело поистине огромное значение, и он не отступит ни на шаг от того, на что сам себя и настроил. Но для Винд Уокера... Для Винд Уокера его простая просьба прозвучала разве что как сигнаал того, что теперь ему дозволено больше обычного. Осторожно взяв Джалида за его холодную руку с длинными пальцами, чуть подрагивающую от напряжения, Винд Уокер непроизвольно раскрыл крылья, чуть не ударив одним из них Джалида по плечу.
- Что это значит? - неожиданно нахмурился Джалид.
Винд Уокер тяжело вздохнул. Ну не говорить же правду в такой момент! Он прекрасно понимал, что с ним сделает Джалид, скажи он ему о том, что у крылатых крылья раскрываются не только когда они решают взмыть в небо. Есть ещё множество причин - устрашение врага, желание показаться величественнее, чем ты есть, предостережение. От сильных эмоций и от... возбуждения, как оно и было несколько часов назад. И снова всё та же причина. Но в этот раз Винд Уокер без малого мог контролировать себя всецело и полностью. Сделав огромное усилие над собой, он сложил крылья обратно и тихо ответил:
- Извини, Джалид. Просто нервничаю, вот они и раскрылись.
Джалид в ответ лишь разжал его руку:
- Сомневаешься? Если да, улетай. Лети, куда сочтёшь нужным. Я тебя не держу.
Но этого Винд Уокер просто не мог допустить. Он не смог бы никогда. Не смог бы предать своего юного бога, особенно сейчас, когда они уже зашли так далеко, и отступать было бы в прямом смысле запрещено. Он сделал пару тихих, но глубоких вдохов, чтобы успокоиться, - и в тот же миг сжал руку Джалида покрепче, словно бы боялся, что тот просто исчезнет в этот же миг.
- Прости. Минутная слабость. Пошли дальше?
Джалид недоверчиво прищурился, - но уже через секунду взгляд его глаз стал прежним, сосредоточенным и бесстрастным. Он сделал всё, чтобы абстрагироваться от этого, - но впредь решил, что более к себе отступников по рождению он не подпустит. Что-то словно бы не задалось с самого начала. Но он понимал: этот Винд Уокер нужен ему. Нужен для его плана. И потому он, ведя его вперёд, решил, что просто надо впредь быть с ним осторожнее. Отступников всегда и без того сложно предсказать.
Идя рядом с Джалидом и осторожно держа своего бога за руку, Винд Уокер не без доли отчаяния подумал, что вряд ли всё для него окончится сегодня так просто и без последствий. Крылья удалось сложить - но возбуждение от одного лишь ощущения контакта с кожей Джалида требовало своего того или иного физического воплощения. И с каждым шагом Винд Уокер чувствовал, как к его члену приливает кровь. Несильно, но ощутимо, чтобы отвлекать его и нарушать его концентрацию. Он даже боялся опустить голову, чтобы посмотреть на собственную промежность, - знал, что Джалид проследит за его взглядом. И потому он решил, что игнорировать собственную похоть будет лучшим методом борьбы с ней.
- Мы пришли, - тихо сказал Джалид и изящным жестом выдернул свою руку из хватки Винд Уокера, заставив его издать еле слышимый выдох облегчения. - Это они. Святыни.
Память Джалида сохранила Святыни в идеальных подробностях - пожалуй, это было самое сильное его детское воспоминание. Всё те же руины на месте того, что некогда было оазисом, - но на сей раз было видно, что здания не разрушили - просто покинули, покинули, чтобы идти дальше. Всё тут словно бы было законсервировано под неким незримым магическим куполом и расположенно просто идеально. Массивные колонны, бывшие, казалось, минимум тридцать метров в высоту. Мощные источники ярко-зелёной магической энергии, бьющей из-под земли. А в центре - плоский камень, больше всего почему-то напоминающий каменный дубовый пень.
- Церемония проходит в три этапа, - неожиданно сказал Джалид. - Благословление. Прикосновение. Жертва. И первый я начну прямо сейчас. Встань на колени, опусти голову и поверни руки ладонями к лицу. Смысл того, что ты сейчас услышишь от меня, ты сможешь прочесть в Своде. Ни о чём не спрашивай. Это более не дозволено. Делай так, как я тебе говорю.

Пустыня поистине казалась бескрайней - барханы, песок, оттенки которого, казалось, менялись с каждым пройденным метром, и редкие, совершенно хаотично лежавшие камни. Словно бы останки чего-то великого, того, что было долгие годы назад, некоей цивилизации, которая существовала долгие тысячелетия назад. И чем дальше Джалид вёл Винд Уокера, тем больше у последнего появлялось вопросов касательно места, куда он его привёл. Но Джалид молчал - равно как и предупредил Винд Уокера, что до поры до времени никто из них не имеет права издавать никакого звука, громче шороха шагов и дыхания - которое тоже не должно быть шумным. Джалид даже не объяснил, почему. Просто велел своему спутнику закрыть рот и идти за ним след в след, ни в коем разе не касаясь его даже случайно. Странный и очень строгий ритуал. Но Винд Уокер понимал, что не имеет права его нарушить. Всю Церемонию он и без того вознамерился пройти до конца, решив, что совершил уже достаточно ошибок.
Догадки насчёт того, что это место было некогда чем-то величественным, лишь подтверждались. Чем дальше они шли, тем больше вокруг становилось уже не камней - обломков. Были видны странные, чёрные основания домов, совершенно хаотично стоявшие колонны, нечто, похожее на останки акведука... А впереди - от одного лишь открывшегося зрелища Винд Уокер даже широко распахнул глаза - стояла самая настоящая арка. Одинокая, но величественная, вся расписанная ещё более сложной и изящной вязью, чем нынешняя аравийская, и выточенной из камня, она казалась вечной посреди пустыни. Время словно бы было над ней не властно - она смотрелась так, словно бы была построена только несколько лет назад, хотя Винд Уокер и понимал, что с момента её постройки прошли столетия, если не тысячелетия.
Уверенным шагом Джалид повёл своего спутника к арке. Он, казалось, ускорялся с каждым шагом, словно бы эелая почему-то пройти арку побыстрее. Винд Уокеру не составляло труда поспевать за ним, однако он всё равно боялся врезаться ненароком в своего проводника и испортить всё. И потому единственное, что ему оставалось, - идти за ним след в след, в точности копируя и его походку, и движения. Примерно в нескольких шагах от арки Джалид низко опустил голову и зачем-то вытянул вперёд свою правую руку, на которой тут же появилась еле заметная аура магии. И лишь рассмотрев её повнимательнее, Винд Уокер даже несколько удивился. Это было, как ни парадоксально, не сотворённое им заклинание, а магия пассивная. Словно бы нечто влияло на него извне.
Помня о том, что в этот раз Джалид играет роль того, кто и должен проводить Церемонию, Винд Уокер не рискнул повторять его жест. Покорно следуя за ним, он фактически одновременно с ним прошёл через арку - и в тот же миг ему в лицо словно бы ударило огромное количество песчинок, показавшихся ему холоднее льда. Ему казалось, что с него просто снимают заживо кожу, но Джалид, видимо, заметив на его лице недоумение, лишь склонил голову, словно бы немо говоря: стой, так и должно быть, просто вытерпи это.
Неприятное ощущение исчезло столь же быстро, сколь и появилось. А Джалид, дождавшись, пока Винд Уокер несколько придёт в себя, поправил свой пояс и, опустив узе начавшую затекать правую руку, шёпотом сказал:
- Теперь мы можем говорить, Винд Уокер. Но только так. Сад Скорби позади, наша цель - Святыни.
- Почему он так называется? - только и смог спросить Винд Уокер. - Или это есть в Своде?
В ответ Джалид лишь тяжело вздохнул, а в его глазах появилась непередаваемая скорбь - такая, словно бы он был причастен, но ничего не мог изменить. Всё так же шёпотом, звучащим в предрассветной пустыне достаточно громко, он ответил:
- Говорят, что здесь похоронены сами надежды Аравии на безбедное будущее. Много лет назад те, что за гранью, которые тогда были с нами, столкнулись здесь с силами, которые были злы, и которые и по сей день сбивают нас с пути, превращая в отступников всех, кто им поддастся. Бой был неравен. Им пришлось оставить само сердце своего нового дома. Когда-то здесь был прекраснейший оазис, Винд Уокер. Здесь было всё - прекрасные дворцы, озёра с водой чистее горного хрусталя и пальмы с вкуснейшими финиками. Они любили это место. Но злые силы не оставили от него ничего. Однако и просто так это место им не досталось. На костях тех, кто до последнего пытался защитить поселение, лежит своего рода проклятие. Каждый, чей голос прозвучит в Саду Скорби, никогда не будет допущен в ряды праведников, как это и приключилось со злыми силами. Они, захватив это место, устроили здесь пиршество, не зная о возмездии, - и с тех пор они, по словам, так и скитаются где-то в окрестностях Сада Скорби, сбивая с истинного пути всех, кто хочет стать праведником. Но мы не покорились им. Мы приняты. Мы можем идти дальше.
Покорно кивнув в знак того, что он понял эту историю, Винд Уокер собирался было дальше следовать за Джалидом, но тут он неожиданно протянул ему свою руку и прикрыл глаза:
- Возьми меня за руку, Винд Уокер. Дальше я тебя не веду. Дальше мы должны идти как равные.
Всеми силами Винд Уокер старался выгнать у себя из головы собственные грязные мыслишки касательно того, на какие именно действия он хотел бы сподвигнуть Джалида в этом месте, - но он понимал, что это будет фактически невозможно. Для Джалида то, что он сейчас делал, имело поистине огромное значение, и он не отступит ни на шаг от того, на что сам себя и настроил. Но для Винд Уокера... Для Винд Уокера его простая просьба прозвучала разве что как сигнаал того, что теперь ему дозволено больше обычного. Осторожно взяв Джалида за его холодную руку с длинными пальцами, чуть подрагивающую от напряжения, Винд Уокер непроизвольно раскрыл крылья, чуть не ударив одним из них Джалида по плечу.
- Что это значит? - неожиданно нахмурился Джалид.
Винд Уокер тяжело вздохнул. Ну не говорить же правду в такой момент! Он прекрасно понимал, что с ним сделает Джалид, скажи он ему о том, что у крылатых крылья раскрываются не только когда они решают взмыть в небо. Есть ещё множество причин - устрашение врага, желание показаться величественнее, чем ты есть, предостережение. От сильных эмоций и от... возбуждения, как оно и было несколько часов назад. И снова всё та же причина. Но в этот раз Винд Уокер без малого мог контролировать себя всецело и полностью. Сделав огромное усилие над собой, он сложил крылья обратно и тихо ответил:
- Извини, Джалид. Просто нервничаю, вот они и раскрылись.
Джалид в ответ лишь разжал его руку:
- Сомневаешься? Если да, улетай. Лети, куда сочтёшь нужным. Я тебя не держу.
Но этого Винд Уокер просто не мог допустить. Он не смог бы никогда. Не смог бы предать своего юного бога, особенно сейчас, когда они уже зашли так далеко, и отступать было бы в прямом смысле запрещено. Он сделал пару тихих, но глубоких вдохов, чтобы успокоиться, - и в тот же миг сжал руку Джалида покрепче, словно бы боялся, что тот просто исчезнет в этот же миг.
- Прости. Минутная слабость. Пошли дальше?
Джалид недоверчиво прищурился, - но уже через секунду взгляд его глаз стал прежним, сосредоточенным и бесстрастным. Он сделал всё, чтобы абстрагироваться от этого, - но впредь решил, что более к себе отступников по рождению он не подпустит. Что-то словно бы не задалось с самого начала. Но он понимал: этот Винд Уокер нужен ему. Нужен для его плана. И потому он, ведя его вперёд, решил, что просто надо впредь быть с ним осторожнее. Отступников всегда и без того сложно предсказать.
Идя рядом с Джалидом и осторожно держа своего бога за руку, Винд Уокер не без доли отчаяния подумал, что вряд ли всё для него окончится сегодня так просто и без последствий. Крылья удалось сложить - но возбуждение от одного лишь ощущения контакта с кожей Джалида требовало своего того или иного физического воплощения. И с каждым шагом Винд Уокер чувствовал, как к его члену приливает кровь. Несильно, но ощутимо, чтобы отвлекать его и нарушать его концентрацию. Он даже боялся опустить голову, чтобы посмотреть на собственную промежность, - знал, что Джалид проследит за его взглядом. И потому он решил, что игнорировать собственную похоть будет лучшим методом борьбы с ней.
- Мы пришли, - тихо сказал Джалид и изящным жестом выдернул свою руку из хватки Винд Уокера, заставив его издать еле слышимый выдох облегчения. - Это они. Святыни.
Память Джалида сохранила Святыни в идеальных подробностях - пожалуй, это было самое сильное его детское воспоминание. Всё те же руины на месте того, что некогда было оазисом, - но на сей раз было видно, что здания не разрушили - просто покинули, покинули, чтобы идти дальше. Всё тут словно бы было законсервировано под неким незримым магическим куполом и расположенно просто идеально. Массивные колонны, бывшие, казалось, минимум тридцать метров в высоту. Мощные источники ярко-зелёной магической энергии, бьющей из-под земли. А в центре - плоский камень, больше всего почему-то напоминающий каменный дубовый пень.
- Церемония проходит в три этапа, - неожиданно сказал Джалид. - Благословление. Прикосновение. Жертва. И первый я начну прямо сейчас. Встань на колени, опусти голову и поверни руки ладонями к лицу. Смысл того, что ты сейчас услышишь от меня, ты сможешь прочесть в Своде. Ни о чём не спрашивай. Это более не дозволено. Делай так, как я тебе говорю.

Покорно сделав то, что велел ему Джалид, Винд Уокер постарался склониться как можно ниже - и в тот же миг Джалид буквально силой вцепился в его плечи, выпрямляя их, а после - надавил на затылок, сделав позу на редкость неудобной. Но Винд Уокер не успел до конца проникнуться неприятным ощущением. В ту же секунду Джалид отошёл от него ровно на три шага назад - и начал нараспев читать нечто на аравийском.
Лишь услышав его голос, Винд Уокер невольно почувствовал, как по его спине бежит крупная дрожь. До этого он в жизни не слышал ничего даже близко к таковому. Во времена его жизни в Эквестрии он много раз бывал на концертах и балах - и как страж, и как гость. Там пели многое - народные песни и авторскую музыку, сложные композиции и незамысловатые мотивы. Пели многие - начиная от юных талантов, которым только предстояло раскрыться, и которые почему-то не вызывали у Винд Уокера ничего, кроме желания рявкнуть им убираться прочь со сцены и вернуться на неё лишь тогда, когда голос окрепнет, и заканчивая маститыми придворными артистами. Но то, что он услышал, ни в какое сравнение не шло с тем, что он слышал до того.
Голос Джалида был по меньшей мере просто завораживающим. Винд Уокер не понимал ни слова из молитвы, но он всё равно по одним лишь интонациям, по тончайшим ноткам эмоций, которые всё равно скользили в его почти что пении, понимал, о чём он говорит. Это было откровение. Единение крошечной песчинки в бескрайней вселенной с безбрежным океаном. Приоткрытие лишь одной завесы над крошечной тайной - такой маленький и такой в то же время большой шаг. Винд Уокер поверить не мог в то, что у кого-то может быть столь сильный голос, - и он прекрасно догадывался о том, что Джалид, в чьей стране любая музыка была под запретом, не получил никакого музыкального образования! Нет. Определённо, так читать молитвы в этом мире было просто отступничеством в хорошем его на то понимании. В очередной раз Винд Уокер убедился, насколько же идеален его бог.
Бывший страж почти что потерял счёт времени, слушая молитву, когда вдруг неожиданно она затихла, а Джалид странным, несколько резковатым голосом произнёс:
- Смотри мне в глаза!
Это Винд Уокер сделал бы и так, без какой бы то ни было на то просьбы. Но, лишь только он поднял голову, он заметил некую странность, - то, что руки Джалида окутывала уже замеченная им прежде аура пассивной магии. Что это было? Очередная присущая лишь проповедникам странность? Нечто, связанное с молитвой? С тем, как он её прочёл? А, впрочем, не было времени гадать.
- Повторяй, что я скажу... - неожиданно снова отрешённо сказал Джалид и принялся небольшими фрагментами выдавать некие замысловатые слова на аравийском. Винд Уокер не смел даже поинтересоваться, нет ли для них эквестрийского перевода. Значит, видимо, нет, значит, он не положен. Покорно повторяя за своим богом всё, что он ему говорил, Винд Уокер больше всего боялся совершить ошибку. Но, судя по тому, что Джалид не исправлял его, пока что он всё делал правильно.
- Ты только что поклялся в вечной верности тем, что за гранью, и нашему девизу, - тихо сказал Джалид. - Ты не имеешь права отступать от этого, что бы ни произошло. Помни, Винд Уокер: смерть превыше жизни. А теперь вставай.
Покорно поднявшись и даже не отряхивая колени от песка, Винд Уокер снова посмотрел на Джалида. А тот тем временем деловито потёр руки:
- Второй этап. Ты должен впустить их внутрь себя. Дать им увидеть твою душу. Пройди через любой источник, - сказал Джалид, кивнув своему спутнику в сторону одного из магических лучей, бьющих из-под земли. - Если ты достоин, он не спалит тебя. Если же нет, смерть твоя будет быстрой. Иди. Не бойся и ни о чём не думай.
Винд Уокеру ничего не оставалось, кроме как подчиниться. Если он и умрёт, как он решил, то умрёт с осознанием, что он сделал всё для Джалида. Самым подходящим ему показался тот самый луч, на который и указал его юный проводник. Подойдя к лучу поближе, Винд Уокер хотел было коснуться его рукой, - но в тот же миг увидел, как Джалид яростно мотает головой при виде этого жеста. Виновато склонив голову, Винд Уокер сделал глубокий вдох - и тут же резко шагнул вперёд.
Жар от магии, после жара от магии телепортации, показался ему приятной ночной прохладой. Да, теплее, чем в ночи, но совершенно не обжигает. Волосы словно бы треплет ветром, в ушах разносится пронзительный свист. И снова это ощущение причастности к чему-то грандиозному. Но Винд Уокер понимал: никто не собирается ждать, пока он распробует это чувство. И потому он сделал ещё один шаг вперёд, - обратно, в ночную прохладу.
Если Джалид и был удивлён, то не сильно. Поманив к себе Винд Уокера, он тут же ткнул пальцем в сторону камня-пня:
- Жертва, - коротко сказал Джалид. - Здесь всё гораздо проще. В знак искренности своих намерений мы оставляем здесь маленькую часть самих себя, совершенно ничтожную и даже отчасти вредящую. Возможно, ты как отступник захочешь этого избежать. Но знай, что тогда тебе не быть среди праведников.
- Я готов выдержать всё, - коротко сказал Винд Уокер.
- Тогда, - склонил голову набок Джалид, - спусти штаны до колен и ложись на Камень.
На мгновение Винд Уокеру показалось, что вокруг стало лишь холоднее. Теперь он понял, что это за жертва. До этого он если и слышал о церемонии обрезания, то вряд ли представлял себе в деталях, как это, равно как и имеет ли это какое-либо практическое значение. Но выбора у него уже не оставалось совершенно. Вновь, как и несколько часов назад, он задрал свои свитер с рубашкой и принялся расстёгивать ремень. Пальцы, как назло, скользили, а ещё... А ещё он вновь ощутил нарастающее возбуждение, поняв, что уже совсем скоро Джалид так или иначе коснётся его члена, путь и не имея у себя в голове ни одной развратной мысли.
Моля всех своих новых богов, чтобы Джалид не стал задавать лишних вопросов, Винд Уокер приспустил свои штаны и покорно улёгся на камень, ожидая своей участи. А Джалид тем временем склонился над ним, уже вытащив из напоясной сумки джамбию - и чувствуя одновременно страх и отвращение. От его взгляда не укрылось то, что Винд Уокер по некоей причине испытывал возбуждение. Страшнейшее, тягчайшее отступничество, огромная ошибка. Но раз его приняли, - Джалид решил, что не будет давить на это. Просто запомнит, что этот Винд Уокер по той или иной причине - та ещё похотливая тварь. Или же... они оба знают причину и без того?
Возможно. Но пока что Джалид решил забыть о своём отвращении и сконцентрироваться на избавлении от страха. Он знал, что для обрезания обычная джамбия не подойдёт, а специальный нож он, как назло, не смог найти, как ни искал. Тот же нож, которым сделали обрезание ему самому, он использовать не имел права. И потому ему оставалось лишь надеяться на то, что сейчас он всё сделает правильно.
Обхватив наполовину возбуждённый и горячий от прилившей к нему крови член рукой, Джалид резким движением поднял крайнюю плоть вверх - и, вцепившись в неё, оттянул её вперёд. Как никогда, он жалел, что этот обряд нельзя совершить, держа джамбию магией, - это тоже зачлось бы им обоим как отступничество. И потому Джалид, чувствуя приближение ответственного момента, понимал, что риск сделать что-то не так как никогда огромен.
- Может быть больно... - процедил он сквозь зубы и прищурив глаза. - Постарайся не кричать.
В тот же миг Джалид примерно наметил для себя ту линию, по коророй будет резать, - и, сделав небольшой замах, резко рубанул рукой в сторону, отсекая крайнюю плоть. То, что он сделал что-то не так, он понял в тот же миг - лишь услышав сдавленный стон, ощутив тёплую кровь на своей руке и увидев, сколько именно он обрезал. Лишь чудом он не задел головку. Про себя проклиная и собственный глазомер, и своё неумение обращаться с джамбией, Джалид чувствовал, ято боится всё больше и больше. Осложнения во время этой процедуры бывали, но редко. Но обрезание обычно делали опытные проповедники, а не юнцы вроде него, решившие, что эта роль им по зубам.
И сейчас, понимая, что бинты после этой процедуры тоже сочлись бы отступничеством, Джалид как никогда жалел, что не имеет права на то, чтобы даже выругаться в этом святом для многих поколений аравийцев месте.

Винд Уокер не помнил, как именно они ушли прочь от Святынь, равно как и как именно Джалид смог заставить его долететь - именно что долелеть, а не дойти, - до загона с овцами. Между ног всё разве что не горело огнём, а все штаны пропитала кровь. Бывший страж был готов поклясться, что даже ломать нос было не так больно, - хотя он и понимал, что что-то просто-напросто пошло не так. Он видел испуг в глазах Джалида, слышал, как тот, уйдя подальше от Святынь, цедил сквозь зубы и полушёпотом некие слова, - судя по интонациям, весьма крепкие ругательства... Видимо, он всё-таки сделал что-то не то.
И сейчас Винд Уокер снова ждал его, лёжа на сваленном в углу загона сене, как ему и велел Джалид. Он сказал, что скоро вернётся - лишь принесёт ему нечто, чтобы облегчить его участь, хотя это и не было положено. Якобы свою жертву ты должен ощутить сполна. Но Джалид, явно чувствуя свою вину, решил, что имеет право немного помочь своему подопечному.
Лишь заметив краем глаза его силуэт, Винд Уокер даже попытался было приподняться, - но в тот же миг Джалид решительно и твёрдо заявил:
- Лежи. И смотри, что нужно сделать...
Раздалось характерное потрескивание магии - и в тот же миг совсем рядом с Винд Уокером возник зелёный костерок. Вбив в песок два штырька-держателя и подвесив над ними металлический котелок, чёрный от въевшейся в него копоти, Джалид пустился в объяснения:
- С утра придёт пастух, забрать овец. Они знают его голос, а загоны не заперты. Тебя никто не увидит, сюда, кроме моей семьи, входить никто не имеет права. А ты пока что отдыхай. Больше лежи и пей. И... - протянул Джалид, отдавая Винд Уокеру сложенный в несколько раз кусок бинта, - вот тебе тряпка. Смачиваешь её в этом травяном отваре и прикладываешь. Только не горячую, но влажную! - предостерёг он его. - Раз в два часа, ни чаще, ни реже. На минут десять-пятнадцать. Я же вынужден надолго покинуть тебя. Минимум на двое суток. За которые, как я надеюсь, ты встанешь на ноги. Нам предстоят великие дела.
Винд Уокер лишь кивнул, словно бы заверяя Джалида в том, что он переживал и не такое. А тот пошёл прочь, цедя сквозь зубы на эквестрийском:
- Проклятые отступники, вечно всё с ними не так! Чтобы я, да ещё одного так вот...
Дальнейшее Винд Уокер не услышал, - но большего ему и не надо было. Он был, без сомнения, опечален тем, что его бог всё ещё, несмотря ни на что, видит в нём лишь его прошлое, - но его предыдущие слова о неких великих делах, без сомнения, его воодушевили. Два дня, как понимал Винд Уокер, - немаленький срок. И потому он, уже через силу и с гримасой боли выпрямляясь, равно как и осторожно погружая кусок бинта в отвар в котелке, решил, что сделает всё, что в его силах, чтобы встать на ноги после неприятной процедуры как можно скорее.

Золото и кристаллы

Каждый раз так привычно, и каждый раз всё так по-новому - это ощущение собственного одиночества и покинутости. Дни, казалось, тянулись бесконечно, слившись в одну однородную массу, массу цвета аравийских неба, солнца и песков. Всё начиналось неизменно - каждое утро, строго в пять часов утра, с ближайшей Башни доносился громкий голос местного проповедника, фактически пение, - которое, как считал Винд Уокер, и в подмётки не годилось тому, как мог петь Джалид, - призывающий к утренней молитве. Кого? Кто мог прийти в Башню в том месте, где находились лишь загоны с овцами? Их немногочисленных пастухов? Разве что. Тем не менее, Винд Уокер старался делать то, что велел ему Джалид во время одного из самых первых своих визитов после Церемонии, - возносить хвалу тем, что за гранью. Однако каждый раз, лишь только стоило ему встать на колени и опустить голову, повернув свои руки к себе ладонями, Винд Уокер понимал одну простую истину: он восхваляет не тех же богов, которым поклоняется Джалид. Все его мысли, все его надежды были связаны лишь с самим Джалидом.
После утренней молитвы спать было запрещено ещё минимум час, который Винд Уокер старался провести с пользой. Он понимал, что после не самого удачного обрезания он всё ещё слаб, равно как и любая неосторожность может ухудшить его состояние, но и валяться просто так он тоже не собирался. Как бывший страж, он привык тренироваться каждый день, - чем он и занимался весь следующий без малого час. Выполняя под крышей загона фигуры пилотажа - самые простые и основные, лишь бы навык не пропал, - равно как и делая несложные физические упражнения, только чтобы не потерять форму, он чувствовал, как постепенно к нему возвращаются былые сила и отчасти даже властность. А новый повод двигаться дальше во имя того, кого он теперь считал своим божеством, и вовсе фактически подарил ему вторую пару крыльев.
А дальше приходилось в некотором роде скрываться. Потому как издалека доносился громовой голос пастуха, зовущего овец в поля. Покорные ему, - и как только эти бестолковые животные смогли запомнить его голос, - овцы кажущимся бесконечным потоком выходили из загона, этакой бугристой белой массой, потираясь друг о друга холёными белыми боками. Но на каждые двадцать белых овец, как заметил Винд Уокер, приходилась одна чёрная. Как ему объяснил Джалид, это обуславливалось тем, что чёрную овцу, как более дешёвую и фактически бесполезную, всегда можно было бросить пустынным хищникам. А остальных можно было в случае нападения вовремя увести прочь. Мера предосторожности, не более.
Тем не менее, как бы там ни было, Винд Уокеру не хотелось, чтобы пастух заметил, что в загоне есть не только овцы. И потому всякий раз он либо взлетал на перекладину под потолком и отсиживался там, либо прятался за сваленной в угол кучей сена, за которой бывший страж обустроил себе своего рода уголок. Найдя в загоне несколько бесполезных, явно отвалившихся откуда-то досок, два ржавых гвоздя и более-менее большой камень, Винд Уокер соорудил себе на стене нечто вроде книжной полки, на которой стояло всего несколько книг, - все заботливо принесённые ему Джалидом. Не так много - один толстый зелёный том, весь покрытый вязью, и несколько тонких стопок пергамента. Книга - тот самый Свод на эквестрийском языке, который Джалид и обещал Винд Уокеру, - где, равно как и за сколько он его добыл, оставалось лишь гадать. А на пергаменте были написаны лишь, как понял Винд Уокер, некие интерпретации Свода, - точнее, их фрагменты. Те, что емк дозволено было прочесть. Почему-то он был совершенно уверен в том, что на деле таких интерпретаций и объяснений намного больше.
Именно этим бывший страж и занимался сейчас, равно как и во все предыдущие дни, - сев, широко разведя в сторону колени, дочитывал последние страницы Свода. Не сказать, что эта книга его зацепила или так или иначе оказалась ему близка. "Размыто" - пожалуй, самое точное слово, описывающее Свод. Начиналось всё занимательно - рассказы о том, как образовался сам этот мир, откуда и от кого произошли его народы, сказания о посланниках и проповедниках... А далее - ничего конкретного. Слова "те, что выше", "те, что за гранью", "они" и "там" употреблялись, казалось, в каждом предложении. Не называлось, кто. Не называлось, почему, - лишь описывались их действия с кучей эпитетов в духе "самое великое решение", "истинный путь" и "благородная тропа". Такое чувство, что действия всех тех, кем якобы была составлена эта книга, были априори верными.
И на каждой странице - простые слова: "Смерть превыше жизни!"
Не объяснялось и их значение. Смутно, лишь перечитав посвящённую им часть, буквально десять страниц, несколько раз, Винд Уокер начал задумываться о том, что и они двояки. С одной стороны - прямой призыв к самоубийству, стремление к смерти, смерти как можно более быстрой, - но никакого намёка на "абсолютное оружие". С другой - вполне можно было понять и так, что для каждого мысли о том, что будет ждать его в жизни загробной, должны быть превыше всего, и, живя, каждый должен помнить, что он сам строит для себя жизнь после смерти. Какое из значений истинное, - тоже не уточнялось никак. Словно бы истину каждый должен был открыть для себя сам.
Много страниц было посвящено отступникам, - тем, кто так или иначе против видения жизни, объяснённого в Своде. Они тоже не описывались, - лишь было сказано, что они ослеплены злыми силами, а оттого и глупы, озлоблены и воинственны. Но одна конкретная вещь там всё-таки была - слова о том, что с отступниками можно и нужно воевать. Что для них это будет благом, потому как они не ведают, что творят, а "там" им не только откроют глаза, но и рассудят, отличив отступника от праведника. А если отступники напали первыми, то любой, кто падёт на войне с ними, автоматически возводится в ранг праведника, едва ли не святейшего из святых.
Ну и, конечно же, множество описаний загробного мира - Садов Праведников. Рассказы об абсолютной свободе, мире под молчаливой и доброй луной, - как понял Винд Уокер, луну аравийцы чтили больше, чем солнце, равно как и именно на солнце, а не по ночам, как считалось в Эквестрии, появлялась всякая аравийская нечисть вроде злых демонов и духов, только и жаждущих, что сбить праведников с их пути. О том, как там будут чествовать каждого воина павшего праведной и, желательно, мученической смертью. А что до рассказа о ждущих каждого праведника там прекрасных женщинах, что будут поить его запретным вином и кормить сладкими финиками... По правде говоря, Винд Уокера не впечатлило описание этого места. Никакой загробный рай не заменил бы ему его бога. Смутно он начал догадываться, что его первое и последнее задание будет так или иначе связано с его собственной смертью. Но Винд Уокер был готов даже вечно жариться у демонов в кипящей лаве, - лишь бы видеть рядом Джалида.
Тяжело вздохнув, Винд Уокер пролистнул последние три страницы. Ничего особенного - на всех трёх лишь приведён тот самый девиз аравийцев. Но, проглядев их на всякий случай и убедившись, что он не пропустил ненароком никакого важного куска, Винд Уокер распрямился во весь рост, - и, одёрнув надетую на него снежно-белую кандуру, потянулся к полке, чтобы водрузить Свод на неё. Не впечатлило. Не заставило проникнуться. Одна лишь из ранних историй зацепила бывшего стража, - история о славном воине Айдане, аравийском маге, проповеднике без семьи, вынужденном взяться за оружие, когда отступники пришли забрать в рабство его друзей. Он дослужился до статуса мушира - военачальника при короле, обзавёлся крыльями и провёл несколько блестящих военных операций, изящный переход из одороны в стремительную атаку, прицельно бьющую по слабым местам врага, которые Айдан словно бы видел воочию. Но отступники, как то часто писалось в Своде, были коварны. Они подготовили покушение на воина. Но "те, что там" просто не смогли оставить своего славного бойца на произвол судьбы. В тот момент, когда кинжал отступника был занесён над спящим Айданом, "они" превратили его в лунный свет, чтобы отправить его в лучший мир. И, как стало считаться после, Айдан стал одним из главных судей над душами умерших, порой защищая их, а порой - фактически убивая во второй раз, убивая одним лишь словом.

Золото и кристаллы

Каждый раз так привычно, и каждый раз всё так по-новому - это ощущение собственного одиночества и покинутости. Дни, казалось, тянулись бесконечно, слившись в одну однородную массу, массу цвета аравийских неба, солнца и песков. Всё начиналось неизменно - каждое утро, строго в пять часов утра, с ближайшей Башни доносился громкий голос местного проповедника, фактически пение, - которое, как считал Винд Уокер, и в подмётки не годилось тому, как мог петь Джалид, - призывающий к утренней молитве. Кого? Кто мог прийти в Башню в том месте, где находились лишь загоны с овцами? Их немногочисленных пастухов? Разве что. Тем не менее, Винд Уокер старался делать то, что велел ему Джалид во время одного из самых первых своих визитов после Церемонии, - возносить хвалу тем, что за гранью. Однако каждый раз, лишь только стоило ему встать на колени и опустить голову, повернув свои руки к себе ладонями, Винд Уокер понимал одну простую истину: он восхваляет не тех же богов, которым поклоняется Джалид. Все его мысли, все его надежды были связаны лишь с самим Джалидом.
После утренней молитвы спать было запрещено ещё минимум час, который Винд Уокер старался провести с пользой. Он понимал, что после не самого удачного обрезания он всё ещё слаб, равно как и любая неосторожность может ухудшить его состояние, но и валяться просто так он тоже не собирался. Как бывший страж, он привык тренироваться каждый день, - чем он и занимался весь следующий без малого час. Выполняя под крышей загона фигуры пилотажа - самые простые и основные, лишь бы навык не пропал, - равно как и делая несложные физические упражнения, только чтобы не потерять форму, он чувствовал, как постепенно к нему возвращаются былые сила и отчасти даже властность. А новый повод двигаться дальше во имя того, кого он теперь считал своим божеством, и вовсе фактически подарил ему вторую пару крыльев.
А дальше приходилось в некотором роде скрываться. Потому как издалека доносился громовой голос пастуха, зовущего овец в поля. Покорные ему, - и как только эти бестолковые животные смогли запомнить его голос, - овцы кажущимся бесконечным потоком выходили из загона, этакой бугристой белой массой, потираясь друг о друга холёными белыми боками. Но на каждые двадцать белых овец, как заметил Винд Уокер, приходилась одна чёрная. Как ему объяснил Джалид, это обуславливалось тем, что чёрную овцу, как более дешёвую и фактически бесполезную, всегда можно было бросить пустынным хищникам. А остальных можно было в случае нападения вовремя увести прочь. Мера предосторожности, не более.
Тем не менее, как бы там ни было, Винд Уокеру не хотелось, чтобы пастух заметил, что в загоне есть не только овцы. И потому всякий раз он либо взлетал на перекладину под потолком и отсиживался там, либо прятался за сваленной в угол кучей сена, за которой бывший страж обустроил себе своего рода уголок. Найдя в загоне несколько бесполезных, явно отвалившихся откуда-то досок, два ржавых гвоздя и более-менее большой камень, Винд Уокер соорудил себе на стене нечто вроде книжной полки, на которой стояло всего несколько книг, - все заботливо принесённые ему Джалидом. Не так много - один толстый зелёный том, весь покрытый вязью, и несколько тонких стопок пергамента. Книга - тот самый Свод на эквестрийском языке, который Джалид и обещал Винд Уокеру, - где, равно как и за сколько он его добыл, оставалось лишь гадать. А на пергаменте были написаны лишь, как понял Винд Уокер, некие интерпретации Свода, - точнее, их фрагменты. Те, что емк дозволено было прочесть. Почему-то он был совершенно уверен в том, что на деле таких интерпретаций и объяснений намного больше.
Именно этим бывший страж и занимался сейчас, равно как и во все предыдущие дни, - сев, широко разведя в сторону колени, дочитывал последние страницы Свода. Не сказать, что эта книга его зацепила или так или иначе оказалась ему близка. "Размыто" - пожалуй, самое точное слово, описывающее Свод. Начиналось всё занимательно - рассказы о том, как образовался сам этот мир, откуда и от кого произошли его народы, сказания о посланниках и проповедниках... А далее - ничего конкретного. Слова "те, что выше", "те, что за гранью", "они" и "там" употреблялись, казалось, в каждом предложении. Не называлось, кто. Не называлось, почему, - лишь описывались их действия с кучей эпитетов в духе "самое великое решение", "истинный путь" и "благородная тропа". Такое чувство, что действия всех тех, кем якобы была составлена эта книга, были априори верными.
И на каждой странице - простые слова: "Смерть превыше жизни!"
Не объяснялось и их значение. Смутно, лишь перечитав посвящённую им часть, буквально десять страниц, несколько раз, Винд Уокер начал задумываться о том, что и они двояки. С одной стороны - прямой призыв к самоубийству, стремление к смерти, смерти как можно более быстрой, - но никакого намёка на "абсолютное оружие". С другой - вполне можно было понять и так, что для каждого мысли о том, что будет ждать его в жизни загробной, должны быть превыше всего, и, живя, каждый должен помнить, что он сам строит для себя жизнь после смерти. Какое из значений истинное, - тоже не уточнялось никак. Словно бы истину каждый должен был открыть для себя сам.
Много страниц было посвящено отступникам, - тем, кто так или иначе против видения жизни, объяснённого в Своде. Они тоже не описывались, - лишь было сказано, что они ослеплены злыми силами, а оттого и глупы, озлоблены и воинственны. Но одна конкретная вещь там всё-таки была - слова о том, что с отступниками можно и нужно воевать. Что для них это будет благом, потому как они не ведают, что творят, а "там" им не только откроют глаза, но и рассудят, отличив отступника от праведника. А если отступники напали первыми, то любой, кто падёт на войне с ними, автоматически возводится в ранг праведника, едва ли не святейшего из святых.
Ну и, конечно же, множество описаний загробного мира - Садов Праведников. Рассказы об абсолютной свободе, мире под молчаливой и доброй луной, - как понял Винд Уокер, луну аравийцы чтили больше, чем солнце, равно как и именно на солнце, а не по ночам, как считалось в Эквестрии, появлялась всякая аравийская нечисть вроде злых демонов и духов, только и жаждущих, что сбить праведников с их пути. О том, как там будут чествовать каждого воина павшего праведной и, желательно, мученической смертью. А что до рассказа о ждущих каждого праведника там прекрасных женщинах, что будут поить его запретным вином и кормить сладкими финиками... По правде говоря, Винд Уокера не впечатлило описание этого места. Никакой загробный рай не заменил бы ему его бога. Смутно он начал догадываться, что его первое и последнее задание будет так или иначе связано с его собственной смертью. Но Винд Уокер был готов даже вечно жариться у демонов в кипящей лаве, - лишь бы видеть рядом Джалида.
Тяжело вздохнув, Винд Уокер пролистнул последние три страницы. Ничего особенного - на всех трёх лишь приведён тот самый девиз аравийцев. Но, проглядев их на всякий случай и убедившись, что он не пропустил ненароком никакого важного куска, Винд Уокер распрямился во весь рост, - и, одёрнув надетую на него снежно-белую кандуру, потянулся к полке, чтобы водрузить Свод на неё. Не впечатлило. Не заставило проникнуться. Одна лишь из ранних историй зацепила бывшего стража, - история о славном воине Айдане, аравийском маге, проповеднике без семьи, вынужденном взяться за оружие, когда отступники пришли забрать в рабство его друзей. Он дослужился до статуса мушира - военачальника при короле, обзавёлся крыльями и провёл несколько блестящих военных операций, изящный переход из обороны в стремительную атаку, прицельно бьющую по слабым местам врага, которые Айдан словно бы видел воочию. Но отступники, как то часто писалось в Своде, были коварны. Они подготовили покушение на воина. Но "те, что там" просто не смогли оставить своего славного бойца на произвол судьбы. В тот момент, когда кинжал отступника был занесён над спящим Айданом, "они" превратили его в лунный свет, чтобы отправить его в лучший мир. И, как стало считаться после, Айдан стал одним из главных судей над душами умерших, порой защищая их, а порой - фактически убивая во второй раз, убивая одним лишь словом.

Для себя Винд Уокер уже решил, что попросит у Джалида разрешение использовать имя Айдана в качестве псевдонима, - как он понял, они были у всей "Фронтовой Семьи". Вот только он не знал, имеет ли он право считать себя её членом. Но сначала стоило уяснить одно - что затевает Джалид, равно как и о каких "великих делах" он ведёт речь, и что за роль в этом всём он отвёл самому Винд Уокеру? Очень навряд ли, что он спас его от смерти из чистого альтруизма. Судя по его поведению, альтруизм ему вообще был мало свойственен. Он одержим некоей идеей - но какой? Пока что на все вопросы он отвечал лишь намёками, почти загадками, общий смысл которых сводился к одному: узнаешь в своё время.
Усевшись обратно на сено и снова разведя ноги как можно шире, Винд Уокер невольно отметил тот факт, что всё-таки Джалид не был совсем к нему равнодушен. То ли ощущая свою вину за не особо грамотно проведённое обрезание, то ли в принципе заботясь о Винд Уокере как об источнике некоей важной для него информации, он всё-таки проявил хоть немного сострадания. Он не только исправно приносил каждое утро котелок с травами, сейчас булькающий на зелёном огне чуть поодаль от стены и литературу, но и в какой-то момент оказался столь великодушен, что предложил Винд Уокеру постирать его побуревшую от его же собственной крови одежду, - принеся взамен длинную, белоснежную кандуру.
Эта кандура, без сомнения, была Винд Уокеру мала. Даже по аравийским меркам бывший страж считался высоким, а на его огромных мышцах рук и широких плечах кандура едва ли не рвалась, обтягивая их до боли. Он не знал, кому она принадлежала, - то ли самому Джалиду, то ли кому-то из его родни, - но он был благодарен своему богу даже за такую одежду, и безмерно. Всё же лучше, чем сидеть на сене или песке в одних ботинках. А вскоре Винд Уокер нашёл в загоне нечто, больше всего напоминающее жилет из овечьей кожи, только длинный. Этот странный предмет одежды, прекрасно сохранявший тепло холодными аравийскими ночами, он сейчас и носил поверх кандуры, несколько утратившей свою белизну. Вся она потемнела от песка, а ещё её немного покрывала кровь из то и дело некстати начинавшей кровоточить раны. Совсем чуть-чуть - несколько крошечных пятен. Однако Винд Уокер всё равно чувствовал себя виноватым за это.